Вот это уже был нечестный прием. Да, во мне метр восемьдесят! Без каблуков! Но это не значит, что семью мне можно заводить исключительно с медведями. Не в росте и мускулах счастье.

А Лешу я вспоминать не стану. Не стану, и все тут.

– Кроме бурсита у него наколки, золотые зубы и конкретные пацаны в натуре, – нахмурилась я. – Нет. К бабе Клаве.

– У каждого свои недостатки. Ты подумай, систер, подумай, – вкрадчиво так сказала Янка, косясь на оживленно о чем-то перетирающего по древней мобиле Бывалого. – Правильные мужики на дороге не валяются.

Уж не знаю, что тут не валяется на дороге, а связываться с криминалом мне совсем не хотелось. Хотя чуяла я одним чувствительным местом, что с этим Тренером мы еще столкнемся на узенькой дорожке.

Мы с Янкой остановились у старенького бревенчатого дома с зеленым забором и яблоневым садом. Баба Клава уже нас встречала, что немудрено: по Колхозной авеню мы крались медленнее, чем пешком, а впереди нас мчалось местное «радио». То есть чернявый пацаненок, который вынырнул из-за сельпо и теперь радостно орал во всю глотку:

– Баб Клава! Баб Клава! К вам столичные артисты приехали!

– Чо орешь, оглашенный! Нишкни! – прикрикнула на него высокая, худая и на удивление прямая старуха. – Ставьте туточки, не тронут, – указала она Янке на ровное место у самого забора. – Дров пока не привезли, так и вы ж не до зимы. Артисты… не похожи на артистов-то. Откель будете?

– Из Москвы. Здрасьте, Клавдия… как вас по отчеству? – применила все свои дипломатические таланты Янка.

– Никитишна я. Клавдия Никитишна Зорькина. Ну, заходите, коль не шутите. – Старуха смерила нас пронзительным взглядом некогда голубых, а теперь выцветших глаз, развернулась и пошла в дом.

Ну и мы за ней, волоча один чемодан, одну спортивную сумку и две упакованные в брезент (в целях конспирации) саперные лопатки.

6. Глава 6. О проклятой усадьбе и ежиках

О, приключеньями запахло,

спускаю жопу с поводка.

(О.Арефьева)

Яна

Будильник вырвал меня из роскошного сна, в котором настоящая леди в шляпке с вуалькой уговаривала меня стать ее личным ювелиром и ваять золотые наручники для бескрайних бараньих и козлиных стад. Я горячо возражала, что отливать такую гламурную пошлость мне не позволяет эстетическое чувство. После каждого возражения леди все поднимала и поднимала мне зарплату, а в конце пообещала подарить самого черного и вредного козла для Нюськи. Или барана. Кого выберу. Я уже открыла рот, чтобы согласиться – и вот тут-то тихо зажужжал будильник, поставленный на полночь. Ну не свинство?

Не открывая глаз, я села на постели, нашарила ногами тапки, а рукой – поставленную рядом с кроватью бутылку колы, купленную еще в Москве. Мой неприкосновенный запас кофеина. Через пару глотков в голове прояснилось, я отставила бутылку и пошла будить сестрицу.

Спала Нюська всегда крепко, так что я без особых нежностей ткнула ее в бок и стянула одеяло. Подействовало!

Нюська села на кровати, хлопая глазами, как внеурочно разбуженная сова.

– Утро? – хрипло спросонок выдала она, и я закивала.

– Утро-утро. Раннее такое, начало первого. Вставай давай! Только тихо!

Нюська застонала и попыталась накрыть голову подушкой, но я схватила ее раньше.

– Одевайся давай, нас ждут великие дела! Ты вообще собираешься обследовать местность?

– Ну почему обязательно ночью? – безнадежно проворчала сестрица, но все-таки поднялась и принялась натягивать джинсы.

– Потому что только ночью все местные спят и не увяжутся за двумя докторшами-артистками из Москвы. Очень нам нужна публика?