С папенькой мы с тех пор видимся регулярно, не реже раза в год, и я от этого совершенно не страдаю. В отличие от Нюськи, которая папеньку за что-то любит, и даже Шарикова завела, я так думаю, потому что он чем-то похож на папеньку.

Примерно похож, ну как дворняжка на породистого кобеля. Папенька всех своих тысячу и одну женщину искренне любит и ценит, а Шариков…

А, ну его, Шарикова, ко всем проктологам!

Не в нем дело, а в том, что никому из Преображенских и в самом деле в личной жизни не везет!

И Нюська упорно верит, что дело в той самой графине. Она даже венец безбрачия ходила снимать к какой-то шарлатанке. Та долго цокала языком, наплела семь верст до небес про страшное предсмертное проклятие, сестрица прониклась и теперь твердо убеждена, что раз есть проклятие, значит, и клад быть должен!

И прекрасно. Отдохнуть и обстановку сменить лишним ну никак не будет.

А уж клад сестренке организовать – это дело техники, зря, что ли, я ювелир?

5. Глава 5. День бульдозериста

Башка сегодня отключилась,

Не вся, конечно, есть могу.

(В.Поляков)

Анна

Отпуск мне дали неожиданно легко. Даже как-то подозрительно легко. Когда любимое начальство назвало меня Нюсенькой и вспомнило, что я уже два года толком не отдыхала, мне захотелось вызвать санитаров. Из дурки. Ну чисто на всякий случай. А уж когда начальство засюсюкало с пожеланиями хорошенько расслабиться и не торопиться на работу, я и вовсе заподозрила, что нашего главврача подменили инопланетяне.

– Что значит, надо метнуться и проверить, все ли с ним в порядке? Ну ты, Нюська, даешь! – Янка покрутила пальцем у виска и распорядилась: – Значит так. Отпуск тебе дали с завтрашнего дня, сегодня у тебя вообще выходной, так что тебя уже нет дома. И в Москве нет. Выключай телефон, пока начальство не опомнилось! И вообще, нам надо выехать через полчаса. Быстро собирай чемодан!

– Как через полчаса? – растерялась я. – А как же…

Что «как же», я сама не знала, да это уже было неважно. Потому что Янка со скоростью урагана стянула с антресолей чемодан, распахнула мой шкаф и принялась за сборы.

– Годится, тоже годится, это берем… а это не берем…

Почему-то она начала с белья, совершенно неподходящего для путешествия. Вообще-то голубой кружевной комплект я покупала на годовщину, а не ради раскопок. О чем Янке и сказала.

Зря, ой зря!

На меня посмотрели так ласково и снисходительно, что я ощутила себя выпускницей средней группы детсадика.

– Преображенская, – тоном «дура ты набитая» сказала моя сестра. – Иди лучше чайник вскипяти. Нам три часа ехать, нужен термос. А чемодан не тронь! Знаю я тебя, опять вырядишься, как на работу.

– А надо как на парад?

– Нет. Как в отпуск!

– В глуши. Почти в Саратове.

– Сгинь, сказала! За тобой термос и кроссовки.

Я только пожала плечами. Не то чтобы я такая безответная клуша и позволяю сестрице таскать себя за шкирку, но сегодня – пусть. Может мне в самом деле стоит забыть о практичности, экономии и прочих нерадостях жизни хотя бы на пару недель. Может даже еще кружевного белья прикупить. Для себя, а не для Шарикова.

Упс. Я что, назвала Лешу – Шариковым? У Янки заразилась, не иначе. И плакать почему-то больше не хочется. Вроде надо, все же любимый мужчина ушел, а не получается. Не выходит из меня хрупкая барышня тонкой душевной организации.

– Колбасы нарежь повкуснее, – догнал меня на пороге кухни голос Янки. – И я видела, там у тебя еще коньячок остался. Бери с собой!

– За рулем пить нельзя! – для порядку огрызнулась я.

– Зато после – льзя! – припечатала Янка, и я с ней согласилась.