Мы беседовали между собой, но обрывки этого разговора все время достигали нас. Эдак через час компания была уже в подпитии, мы тоже времени не теряли. Вместе с тем мы всё с большим интересом прислушивались к голосам за соседним столом:

«– Прозоров пробовал третьего дня – ты же знаешь Прозорова – так его чуть собаки не задрали.

– Могу себе представить, – со смехом сказал худой бледный уланский поручик.

– Господа, – обратился я к ним, – простите наше с товарищами любопытство, но о чем идет речь?

– О-о, это прямо-таки загадочное дело, – хором ответили несколько голосов. – Так вы ничего не знаете?

– Ничего, – ответил я.

– А между тем уже есть серьезно раненые, – пошутил поручик».

И вот что мы услышали: в четырех с небольшим верстах от нашей корчмы находилась усадьба старого графа Радовского. Он еще во время польского возмущения 1794 года был схвачен Суворовым и отпущен под честное слово никогда не поднимать оружия против России. Слово свое он сдержал, но с тех пор безвыездно сидел в своем замке, окруженный несметными гайдуками и дворней. Во время той кампании шальная пуля нашла его жену, находившуюся с ним в отряде и переодетую в мужское платье. Русских после этого он терпеть не мог, да что там – на дух не переносил. У него на руках осталась малолетняя дочь, со временем превратившаяся в истинную красавицу. Сам Буонапарт будто домогался ее и с этой целью специально приезжал к графу, но гордый старик повел себя надменно с императором французов. Неизвестно, что помешало Наполеону захватить ее силой, но этот случай сделал ее известной по всей Польше. Когда граф по какой-то надобности поехал в Варшаву, взяв и ее с собой, то под окнами дома, в котором они остановились, ночами молодежь устраивала настоящие концерты.

– Надо ли говорить, – воскликнул дядя, – что я был сразу увлечен этим волшебным рассказом.

«– Господа, – спросил я, – кто бы мог указать дорогу, ведущую к жилищу графа?»

Наши громкие голоса постепенно привлекли и прочих посетителей, так что после моих слов воцарилась примечательная тишина.

«– Иван, ты пьян», – сказал мой товарищ Перевезенцев.

Я пропустил его слова, но хорошо заметил другие, оброненные кем-то как бы в раздумье:

«– Поручик Прозоров пытался забраться в замковый сад, но на него спустили собак и, если бы не друзья, ждавшие невдалеке с лошадьми, он был бы разорван в клочья».

В ответ на это я кликнул Федора и приказал ему немедленно нести пистолеты и саблю. Все почли это за пьяную шутку и начали было расходиться по облюбованным углам, но когда через несколько времени запыхавшийся Федор с испуганным лицом вручал мне оружие, я снова оказался в центре внимания. Перевезенцев дергал меня за рукав и уговаривал идти себе в палатку, но я, не слушая ничего, проверял, сух ли порох на полках моих пистолетов. Внезапно и все вокруг поняли, что я не шучу».

– Вот что водка делает с людьми, – грустно улыбнулся дядя и посмотрел почему-то на меня, – и потому тебе известно мое отношение к этой забаве.

– Более чем, – отвечал я, едва сдерживая смех.

«– Что вы намерены делать, князь? – спросил меня тот бледный улан, которого так рассмешила неудача неведомого мне Прозорова.

– Я намерен нанести визит графу, – ответил я и спросил Федора, под седлом ли моя лошадь: он вышел за ней.

– Неудачное вы выбрали время для визитов, уже за полночь, – заметил уланский поручик. – Готов биться об заклад, что вас не пустят за порог».

Я, разгоряченный хмелем, тут же принял это предложение, и мы условились, что проигравший угостит всё присутствующее общество хорошим вином.