Если взять пространство в общем, то из верхнего мира этим духам второго творения было дано духовное поучение и руководство. Из нижней сферы, тоже доступной их взорам, к ним приходило «искушение», которое в Библии символизируется змеем.
Здесь произошло – опять же по прошествии эонов («ограниченных во времени вечностей») – второе грехопадение, то есть часть обитателей рая поддалась искушению возжелать того, чего не следовало. В итоге это вновь привело к образованию новых миров (систем миров), частота вибрации которых была несколько ниже, чем это было у райских миров (обителей). Однако те падшие духи-первенцы, которые, сознательно, злонамеренно вводя в искушение детских духов, стали виновниками этой катастрофы, превратились в тех, кого Библия называет демонами.
Таким образом, здесь мы имеем дело с легендарным «изгнанием из рая» – реальным фактом, столь глубоко врезавшимся в коллективную память человечества, что он – с большей или меньшей отчетливостью – упоминается во многих религиях. Вынужденный быть кратким, в отношении дальнейшего хода событий замечу только, что такие процессы отделения происходили много раз в течение многих эонов. Таким образом возникло в общей сложности шесть ступеней мира со все более плотной (материальной) структурой – вплоть до появления нашего теперешнего мира и нас, людей.
Итак, можно сказать, что происхождение Ангелов и нас, людей, получило свое объяснение, не противоречащее здравому смыслу. А так как Ангелы повсеместно и так часто являлись людям, уже просто негоже сомневаться в их реальности. И менее всего духовным пастырям, заявляющим о себе как о христианах. Ведь в Послании к Колоссянам (2, 10) и к Ефесянам (1, 21) Христос называется главой всех Ангелов. Поэтому христианам никак нельзя пренебрегать верой в Ангелов.
Как везде в природе, так и среди Ангелов царит иерархический принцип. В Новом Завете мы находим скудные указания о херувимах и серафимах, с «тронами, силами и княжествами», подразделенными на три триады. Августин (354–430) писал об этом в 11-й и 12-й книгах своего труда «Государство Бога». Около 500 года некто под псевдонимом Дионисий Ареопагита (Dionysius Aeropagita) составил обширное учение об Ангелах. Он по сей день считается основателем церковной Ангелологии, хотя и опирался на соответствующую систему неоплатоника Прокла (412–485).
Дальнейшие рассуждения относительно исторического развития церковного учения об Ангелах вышли бы за рамки этой книги – тем более что Ангелы, без сомнения, не имеют конфессиональных различий. Кроме того, внутри церкви едва ли когда-либо существовало единство касательно свойств и структуры разумных существ, не имеющих физического тела и не привязанных к пространственно-временным условиям. Например, когда-то то и дело велись дебаты о том, сколько Ангелов могут уместиться на кончике иглы. Второй Никейский собор 787 года учил, что Ангелы обладают тонкоматериальными телами, в то время как Латеранский собор 1517 года решил, что Ангелы имеют чисто духовную природу.
Судя по сообщениям из потустороннего мира, полностью совпадающим по сути, для бессмертных духовных существ, сознающих свое «я» (то есть несущих в себе «искру Божью»), возможны три ступени развития, а именно:
а) ангелы,
б) полуматериальные духи и
в) материальные люди.
«Херувимами и серафимами» считаются духи рая второго творения или дополнительного творения, которые еще не подвергались «испытанию на прочность». Ангелы, если речь не идет об Ангелах-Первенцах (Якоб Лорбер называет их «Праангелами»), – это, стало быть, духи, оставшиеся хорошими, никогда не вступавшие в противоречие с божественным порядком. Или же – это «просветленные», то есть вновь ставшие хорошими духи дополнительного творения, которые благодаря любви, бескорыстно служившей другим, снова поднялись на ступень Ангелов. И напротив: падшие Ангелы-Первенцы, нравящиеся сами себе в качестве преисполненных ненависти демонов и относящиеся, так сказать, к «Антииерархии», соответствующей их сущности, по-видимому, и по прошествии многих эонов будут с прежним желанием продолжать свои пагубные действия. Хотя от их высокого интеллекта не мог укрыться тот факт, что в замысле творения они представляют собой всего-навсего силу, которая, постоянно желая зла, в конце концов вынуждена служить добру, не знающему времени (Гёте, «Фауст»).