Матвея-то ничто не принуждало, кроме желания немного освежиться и встряхнуть мозги, чтобы обдумать, как разобраться с бесом. Он зачерпнул из фляги кружку-другую и приободрился. О чем тут думать?! Зарезать кабана, и вся недолга. Мясо продать – бабок получится куча. А бес пусть ищет себе жилище где угодно. Надо лишь подождать до завтра. Серьезные дела вершат на трезвую голову. Он принял еще пару кружек, а там и ночь наступила.

Наутро вчерашние события вспоминались Матвею смутно. Было или не было? Он вышел во двор. Никакого хряка там, разумеется, не наблюдалось. В ясном свете утреннего солнца окружающее выглядело непререкаемо реальным, обычным, не допускающим никаких глупостей вроде пьяного беса. Жаль до слез. Не отсутствие Магардона, ясен пень, огорчительно. Кому он нужен! Вот кабанчик, тот бы очень пригодился. Денег-то – ни копейки. Матвей все же решил на всякий случай заглянуть в хлев, прекрасно сознавая, что никого там нет. Странная все-таки штука человеческая натура.

Вошел и… Опа-на! Как током шибануло. Развалясь на грязном полу, дрых черный кабан. Матвей затряс головой, пытаясь вытряхнуть нелепое видение, и не сразу осознал, что кто-то кличет его по имени.

– Матюха, ты где?

Он выглянул наружу и увидел на крыльце Вована.

– Ты чего там забыл? – спросил приятель. – Гляжу, дверь в доме открыта, тебя нет.

– Иди сюда, – позвал Матвей.

– В хлев, что ли, жить переехал?

Шутник, блин!

– Иди, покажу чего.

Расчет был прост. Вован у Матвея в авторитете. Давным-давно он уехал из Березовки, жил в Саратове, темные дела крутил, а потом что-то случилось: то ли он кого-то наколол, то ли его накололи, едва унес ноги, спасибо, жив остался и головы не лишился, прятался какое-то время в Районе, а потом зарылся там, где надежнее: в родном селе. Если кто-то в жизни что-то понимает, то это Вован. Пусть он и разберется, есть ли бес или только грезится с бодуна. Если хлев пуст, Вован спросит: «Ну и чего хотел показать?»; а если удивится: «Где спер?» – значит, кабан не видение, а материальное животное. Тогда придется дополнительно выяснять, есть ли в нем бес. Хотя и без того ясно, что есть.

Вован спустился с крыльца и неторопливо двинулся на зов, трезвый до неприличия. Даже издали видно, что черепушка у него не забита захрясшим цементом, и руки не дрожат, и сердце не колотится, и сушняка во всем организме нет. Друг называется!

Вован вошел в хлев, поморгал, чтобы глаза после яркого света привыкли к полутьме.

– Видишь? – спросил Матвей, не дождавшись вопроса и не зная точно, какой ответ хочет получить.

Вован ответил вопросом на вопрос:

– Сам-то видишь?

– Вижу.

– Так с какой целью допытываешься?

Матвей был вынужден спросить в лоб:

– Что видишь?

– Окулистом заделался? – вопросил Вован насмешливо. – Я не слепой. Стопроцентное зрение.

Вертится, стервец, как последний пельмень на блюде в большом застолье – ты в него вилкой, он в сторону, ты вилкой, а он влево, ты опять, а он вправо… Матвей озлился:

– Так видишь или нет?!

– Поясни, что я обязан увидеть, – спокойно ответил Вован.

– Кабана, блядь! – заорал Матвей. – Кабана!

– Так бы сразу и сказал. Юлишь, как…

Матвей сжал кулаки.

– Тебе в каком глазу зрение поправить: в левом или правом?

Впервые он позволил себе такую грубость по отношению к Вовану. Тот наконец осознал серьезность момента. Иной алкаш ткнуть в рыло очень даже способен. Матвей, мужчинка жилистый, был как раз из таких. Смирный, но если хорошенько разозлить – лучше разбегайтесь. Вован легко бы с ним справился, но имел свои планы на дружка, приближенного к нечисти.