– Мне придется каждый день ездить в Лондон и обратно, – не без сожаления призналась Мередит. – Правда, не сейчас, а после праздников. А пока мне кажется, что я отхватила кусок, который мне не по зубам.
– Хорошо, что вы сами это понимаете, – откровенно ответила Гарриет. Помолчав, она спросила: – Чем вы занимаетесь?
Мередит объяснила. Гарриет смерила ее задумчивым взглядом.
– Восхищаюсь людьми, которые могут удержаться на службе, – призналась она вдруг. – Я тоже работала, но недолго. Когда мне было восемнадцать лет. В Ливерпуле, потому что жила недалеко оттуда, в Виррале. Тогда я тоже ездила на работу каждый день. Моя работа была связана с благотворительностью; я подвизалась в одном фонде, где пытаются помочь людям, отвергнутым обществом. Там был центр дневного содержания для стариков, клуб молодых матерей, ясли и всевозможные программы для молодежи. Не скрою, долго я там не задержалась. Хотя я трудилась всего полдня, работа скоро превратилась для меня в пытку. – Гарриет слегка поморщилась. – Средства к существованию у меня имелись. Но в те годы признаваться в своем богатстве считалось неприличным. Скажешь человеку, что ты богата, и на тебя смотрят как на прокаженную. Я решила заняться писательским трудом – кстати, я до сих пор пописываю. Трудность в том, что я предпочитаю проводить больше времени на свежем воздухе, а писательский труд подразумевает сидение дома и отнимает массу времени. Жаль, не могу сказать про себя, что могу трудиться организованно и заниматься чем-то полезным.
– Ничего подобного! – поспешно воскликнула Мередит. – Конечно, вы можете заниматься чем-то полезным, просто пока не нашли для себя подходящего занятия.
Гарриет как будто задумалась.
– Может, когда-нибудь и найду. Хотя кое-какое дело у меня все же есть. Я не имею в виду работу… просто я нашла для себя дело, которым стоит заниматься.
Говоря, хозяйка окинула гостиную задумчивым взглядом. Ее глаза остановились на одной фотографии неподалеку. Мередит проследила за ее взглядом и увидела, что снимок довольно старый. На нем были изображены три маленькие девочки в сандалиях и сарафанчиках, а рядом – спаниель. У одной девочки были знакомые рыжие кудряшки.
Гарриет посмотрела на Мередит и поняла, что та разглядывает снимок.
– Это я, – пояснила она. – Меня всегда можно узнать по морковным волосам! – Она встала, взяла снимок и протянула его Мередит. – Рядом со мной – моя кузина Фрэн. Мы с ней ровесницы и близки, как родные сестры.
– А это кто? – спросила Мередит, показывая на третью девочку, хорошенькую, с темными волосами и обаятельной, лукавой улыбкой. – Выглядит счастливым ребенком.
– Это Каро, Каролина Гендерсон, наша приятельница. – Тон Гарриет стал чуть напряженным. – Она действительно была счастливым ребенком. Как и мы все. У нас было хорошее детство. Я рада, что Каро тогда была довольна жизнью, потому что потом ей пришлось очень и очень несладко! – Гарриет забрала снимок и поставила на место, на стол.
– Мне очень жаль. – Мередит стало неловко.
Гарриет как будто смутилась.
– Извините. Не хотела вас прерывать. Просто мы все ее очень любили. У Каро был диабет. А потом она неожиданно стала богатой наследницей. Богатство свалилось на нее как будто нарочно, чтобы еще больше осложнить ей жизнь. Отец и дядя Каро умерли, когда она была совсем маленькой. И деду по отцовской линии, богатому, как Крез, некому больше было оставить капиталы, нажитые нечестным путем. Богатство вовсе не стало для Каро благословением! – Гарриет умолкла.
– Могу себе представить. Диабет – достаточно тяжкое испытание.