– Уолли! – зову я, когда он заходит в небольшой вестибюль – душное, отделанное плиткой помещение без окон, ведущее к мужским и женским уборным. Как правило, я всячески избегаю этого места, но, когда этот парень вошел, я почувствовала неожиданный призыв посмотреть своим страхам в лицо.

– Душевой хотели воспользоваться?

Он оборачивается, удивленно приподнимая брови, но ничего не отвечает. Я подумала, вдруг он плохо слышит? В нашей библиотеке есть целое сообщество слабослышащих. Я повторяю вопрос громко и медленно, позволяя ему читать по губам.

– Да? – произносит он наконец, будто бы вопросительно, а не в ответ на мой вопрос.

Я вдруг засомневалась в своем импульсивном порыве следовать за ним. Я стала относиться к бродягам с большей настороженностью с тех пор, как однажды во время вечерней пересменки передо мной обнажился мужчина. Я была в секции «М» Художественной литературы, заменяла экземпляр книги Иэна Макьюэна «Искупление», как вдруг на уровне глаз возник пенис. Я предупредила Гейл, она вызвала полицию, но к тому времени, как они приехали, мужчина застегнул ширинку и, шаркая, удалился восвояси. «Надо было захлопнуть его между страницами этой толстенной книги», – сказала тогда Гейл, что показалось мне весьма негигиеничным, не говоря уже о чистоте самой книги. Я ей так и сказала, на что она предложила мне использовать «рубящий удар каратиста», что не является ни настоящим приемом карате (у меня черный пояс), ни чем-то, что я бы применила, поскольку карате проповедует пацифистскую философию.

Я занимаюсь карате со второго класса, с тех пор как прошла пробные занятия и наставник тогда сказал, что у меня «прекрасные движения» (весьма странное замечание, учитывая, что в ката все движения странные и неестественные). Тем не менее я обнаружила, что мне это очень нравится – последовательность, определенный порядок, структура и даже физический контакт, всегда тесный, если не жесткий; и даже выкрики «киай», хоть и громкие, но вполне ожидаемые. Так что двадцать лет спустя я все еще занимаюсь карате.

– Что ж, тогда держите. – Я достаю из сумки маленький пакетик с туалетными принадлежностями и протягиваю его Уолли. Парень берет пакетик и держит его подальше от себя, так, будто там тикающая бомба. – Что это?

– Там зубная паста и щетка, пенка для лица и мыло, а также бритва и крем для бритья.

Кажется, я выразилась яснее некуда, однако Уолли по-прежнему выглядит озадаченным. Я внимательно его изучаю: перегаром от него не разит, глаза не косят; одежда хоть и велика, но не шиворот-навыворот. А вот о его вменяемости судить сложно.

– Вы что… назвали меня Уолли?

Голос у парня приятный, он четко выговаривает каждое слово – что уже является неожиданным удовольствием в мире, где люди вечно бормочут и глотают буквы.

– Да, – отвечаю я. – Вы похожи на Уолли из «Где Уолли?». Вам раньше не говорили?

Парень не подтверждает, но и не опровергает это, поэтому я решаю объяснить подробнее.

– Ну, знаете, «Где Уолли?»? Книга такая. – Я улыбаюсь, потому что Роуз говорит, что принято улыбаться, когда подтруниваешь (обмен дружескими и шутливыми замечаниями), а это, как по мне, и есть подтрунивание.

Уолли не улыбается.

– Вы хотели сказать «Где Уолдо?»?

Неожиданно до меня доходит, что Уолли американец – это объясняет и акцент, и его замешательство.

– Вообще-то нет, я имею в виду «Где Уолли?». Изначально книга называлась «Где Уолли?» и вышла в Великобритании в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. С тех пор эту книгу издавали по всему миру, и имя Уолли в разных изданиях часто меняли. Например, в Соединенных Штатах и Канаде его зовут Уолдо, во Франции – Чарли, в Германии – Уолтер, в Турции – Али, в Израиле – Эфи, а в Норвегии – Вилли.