– Надо же как-то зарабатывать на жизнь. Впереди судебный процесс, баснословные гонорары юристам, – пожала плечами Пиппа, мысленно добавив: «И подпольная покупка бензодиазепинов, отпускаемых только по рецепту».

Впрочем, истинные причины были отнюдь не в этом.

– Очень смешно. – Мать расслабилась. – Просто… будь осторожна, ладно? Отдохни, если надо. Помни, что я всегда рядом и готова тебя выслушать.

Она потянулась к Пиппе, забыв про перчатки, измазанные краской, и спохватилась в самый последний момент. Руки застыли в считаных миллиметрах от плеч.

Возможно, Пиппе показалось, но она почувствовала исходящее от них тепло. Было приятно – ее словно укутали одеялом.

– Ага, – вот и все, что она сумела произнести в ответ.

– Но давай будем пореже разглядывать трупы, ладно? – Мать кивнула на экран. – У нас в доме десятилетний ребенок.

– Ой, прости, – съязвила Пиппа. – Я совсем забыла, что Джош научился видеть сквозь стены.

– Если честно, он и не на такое способен, – сообщила мать, переходя на шепот и с тревогой оглядываясь. – Не знаю, как он умудряется… Джош слышал вчера, как я выругалась, хотя могу поклясться, что в тот момент он находился на другом конце дома. А почему они багровые?

– Что? – удивилась Пиппа. Она проследила за маминым взглядом. – А, это называется трупными пятнами. Скопление крови после смерти. Возникают, потому что… Тебе правда хочется знать?

– Не особо, милая. Я просто делаю вид.

– Я так и поняла.

Мать повернулась к двери, хрустнув фольгой на голове. На пороге она замерла.

– Джош скоро уедет в гости, его заберут с минуты на минуту. Давай я приготовлю нам двоим что-нибудь вкусненькое на завтрак? – Мать с надеждой улыбнулась. – Блинчики, например.

У Пиппы пересохло во рту; язык неимоверно раздулся и прилип к нёбу. Раньше она обожала мамины блинчики: толстые и так густо политые сиропом, что склеивались губы. Сейчас же от одной мысли о них тошнило. Тем не менее она изобразила радостную улыбку.

– Здорово. Спасибо!

– Вот и славно. – Глаза у матери заблестели, и она прищурилась, тоже широко улыбаясь.

Слишком широко, неестественно.

У Пиппы поджало живот. Это она виновата. Родителям тоже приходится участвовать в ее спектакле и играть за двоих, потому что она не справляется со своей ролью.

– Значит, жду тебя внизу через час. И не думай, что увидишь на кухне старую измученную маму. – Она указала рукой на волосы. – Вместо нее будет яркая красотка.

– Конечно, – кивнула Пиппа. – Надеюсь, что кофе, в отличие от старой мамы, она варить умеет.

Мать закатила глаза и вышла, буркнув, что у Пиппы с ее отцом одинаково дерь…

– Я все слышу! – пронесся по дому голос Джоша.

Пиппа фыркнула и провела пальцами по мягким подушечкам наушников, лежавших на шее. Она погладила оголовье, где пластик сменялся шероховатой бугристой наклейкой с логотипом подкаста «Хороших девочек НЕ убивают». Наклейку сделал Рави, когда она выпустила последний, самый сложный эпизод второго сезона: историю о том, что произошло внутри заброшенного фермерского дома, сожженного дотла, с кровавыми лужами на траве, которые потом пришлось смывать из шланга.

«Ты такая грустная», – писали ей в комментариях.

«Странно, что она распереживалась, – возражали им другие. – Сама выбрала эту тему».

Пиппа рассказала, чем все закончилось, но не сообщила главного: финал истории окончательно ее подкосил.

Натянув наушники, она снова закрылась от мира. Никаких посторонних звуков, только гудящий шум в голове. Пиппа притворилась, будто у нее нет ни прошлого, ни будущего. Так становилось легче: ты словно паришь в воздухе. Голову редко удавалось избавить от лишних мыслей. Да и наушники не защищали от посторонних звуков. В уши ввинтился пронзительный звон. Пиппа перевернула телефон и проверила уведомления. Пришло письмо через форму на сайте. То же самое сообщение: