Его обещал ей вкрутить в стену еще две недели назад. Думаю, моя ненаглядная справилась бы и сама. Благо руки у нее откуда надо растут, однако ж ее функционал не был столь обширен, чтобы освоить такое чудо техники как перфоратор. Стены-то у нас о-го-го, при царе еще строили. Тогда-то умели строить. Вон соседние хрущевки уже доживают свой век, а наши красные кирпичи все стоят и еще столько же простоят, чего им будет. В общем, крючок был, а проблемы, что он нес за собой, увеличивались в геометрической прогрессии моего простоя и пустых обещаний о том, что я обязательно сделаю это завтра. Завтра – что-то недостижимое в моей реальности. Мир относителен, как не крути, только вот объясните сие моей жене.

Женька совсем не игриво, а больше с вызовом и претензией крутила в руках этот чертов крючок, а глаза ее рентгеновским излучением исследовали мое нутро.

– Жень, ну чего ты начинаешь? Повешу я тебе этот крючок!

– Ты вчера так говорил, и позавчера, и позапозавчера!

– Занят был.

– Чем? Который год уже сидишь на моей хрупкой шее. Сил уже моих больше нет!

– Писал новый рассказ. «Один день из жизни токаря шестого разряда» называется. Там у человека день-дребедень, все через жопу.

– Прям как у тебя! Вся жизнь!

– Жень, что ты вот начинаешь, а? Не вся жизнь у меня – жопа! Есть и светлые полосы, ты вот, например.

– Штольман, как мне все это надоело!

Женька бросила в меня крючок, но ловкость в моем увядающем теле еще присутствовала, я мастерски уклонился, словно Нео из «Матрицы» от пуль, пущенных агентом Смитом. Снаряд вылетел через открытую балконную дверь на улицу. Разорвался он, похоже, где-то там, а взрывная волна накрыла меня здесь – из уст моей ненаглядной.

– Виталя, как ты мне дорог! Я разведусь с тобой, понял?

«Шутит!» – подумал я и решил помолчать, в такие моменты лучше не подливать масла в огонь, знаем – плавали, она выговорится, остынет – и все будет ок, по крайней мере у меня.

– Я выходила замуж за нормального мужика с перспективной работой и большими планами на жизнь.

«Виталя, че ты как тряпка, вылезай из-под каблука! Давай осади ее! Ни с кем она не разведется, это так – понты, как обычно, воздух посотрясать! – говорил мне мой внутренний голос. – Чего-то она много разговаривать стала! А сейчас у тебя не перспективная работа? Ты, епт, писатель! А планы у тебя какие? О-го-го. Пулитцера надо брать, а там, может, и Нобеля. А ты тут позволяешь ей размазывать тебя по ламинату!»

– А сейчас посмотри на себя! Не работаешь! Пьешь постоянно! Книги твои никто не покупает! Виталя, ты не великий писатель, ты графоман.

У меня аж руки затряслись. Назвать гения, хоть и непризнанного, графоманом – это уже чересчур.

– Чего ты сказала? – зло ответил я.

– А то и сказала! Был бы ты гением, тебя бы читали! А тебя, кроме друзей твоих алкашей, никто и не читает.

– Во-первых, я гений, опережающий свое время, а во-вторых, мои друзья не алкаши, а тонкие и ранимые творческие личности с глубинным мышлением, которое простым обывателям не постичь никогда, ибо слишком широко для вашего понимания, сечешь?

– Виталя, ты посмотри на себя! Ты летишь на дно и меня с собой тащишь. Как мне все это надоело! Посмотри, как люди живут, и как мы.

– Срать я хотел на этих людей. У них эра упаковки. Обгрызенное яблоко вместо мозгов. Нашла тоже мне, на кого смотреть! Они ж все копии копий. Без мнения и видения. Рты их чужие мысли произносят. Роботы в человеческом обличье.

– Зачем я вообще вышла за тебя замуж? У меня даже парень был, когда я тебя встретила в той кофейне.