А вот сейчас самое время бежать!

Пролетаю в ворота и выворачиваю за угол высокого здания. Бегу, что есть мочи и боюсь обернуться, не хочу потерять дезориентацию и растратить силы. Надо признаться, что бег – это вообще не мое. Я натура творческая, просидела у пианино всю осознанную жизнь.

Дыхалка сбивается быстро, ноги ноют, слышу громкий топот за спиной и сразу же ощущаю, как цепкие лапища хватают меня за рюкзак и оттягивают назад.

— Отпустите! — кричу на всю улицу и больно шмякаюсь на задницу.

Только хочу вскочить и снова броситься вперед, но мои плечи резко сжимают и как тряпичную куклу ставят на ноги.

— Прокатимся, — басит один из здоровых мужиков и насильно тащит меня к черному джипу. — Веди себя спокойно, и мы не сделаем тебе больно.

Испуганно закусываю губу и молчу. Рюкзак сдергивают с моих хрупких плеч и меня грубо запихивают на заднее сиденье, затем два амбала садятся по бокам, сильно сжимая меня между своих крепких тел. Остальные садятся вперед и машина медленно трогается с места.

Ну, все, вот и пришел мой конец.

Едем по частному сектору, и я пристально смотрю в окна, но из-за тонировки фиг что рассмотришь. Понимаю одно: район мне точно не знаком.

— Куда вы меня везете? — спрашиваю, а у самой голос дрожит от страха.

— Заткнись, — произносит мужик, сидящий справа, и наклоняет ко мне голову, глубоко вдыхая мой запах.

Вскоре мы подъезжаем к заброшенному дому, больше похожему на дачу. Меня с легкостью вытягивают из джипа, под руки ведут по заросшей тропинке внутрь здания и толкают в пустую комнату. Оборачиваюсь и вижу, как в руке у одного из амбалов блестят наручники.

— Нет, пожалуйста, — шепчу испуганно и пячусь назад, попеременно оглядывая каждого мужчину.

Но груда мышц надвигается на меня как айсберг, и быстро скручивает, я даже пикнуть не успеваю. Слышу, как защелкиваются наручники на моих запястьях, и остаюсь прикованной к широкой металлической трубе. Крепкая цепь, соединяющая мои руки, заведена за трубу и не дает сделать и шаг.

Амбалы молча покидают комнату, а я начинаю судорожно осматриваться.

Ремонт похож на бывшую спальню, теплые тона, только часть обоев сорвана, и стены где-то обшарпаны. На полу исхудалый и потертый линолеум. Потолок потрескался и местами осыпался, а вместо люстры висит толстый крюк. Тяжело сглатываю и пытаюсь что-нибудь рассмотреть в окне, но стекла покрыты грязью, и даже солнечному свету сложно проникать внутрь.

Не знаю, сколько проходит времени, для меня – целая вечность. На улице уже стемнело, у меня жутко затекли руки, запястья режут, ноги болезненно гудят, но из-за высокого расположения трубы у меня не получается сесть на пол. Максимум, что мне удавалось – это быстро постоять на коленях, но и эта поза оказалась неудобной.

Вдобавок ко всему мне уже припекает по маленькому, держусь со всей силы и стараюсь отвлечься от назойливых мыслей. Хоть бы ведро оставили, сволочи! Хотя как бы я им воспользовалась, если мои руки постоянно находятся за спиной.

Стоит кромешная тишина, словно весь поселок вымер, но вдруг до моего слуха долетает звук автомобильного мотора. В окне тут же мелькает свет фар, и я замираю от страха.

Сильнее прижимаюсь спиной к трубе и стою как мышка. За дверью раздаются медленные тяжелые шаги, с каждым звуком мое сердце ускоряется, еще немного и выпрыгнет из груди, спасаясь бегством. Дыхание перехватывает и резко пересыхает в горле.

Дверь мгновенно открывается, и я сразу же щурюсь от яркого света, что беспощадно бьет по глазам. Высокий силуэт в классическом костюме не спеша входит в комнату, и я узнаю знакомое лицо.