– Чувствует твоя Маня, когда деньги на стол ей кладешь. До того и поздороваться не соизволила. Или, постой! – Ты, поди, эту Маню ко мне приревновал?
Ну что, не зря я книжки читал все эти годы. Красиво уходим от щекотливой темы! Может, статься, и невпопад? Стою улыбаюсь, будто намеков про руки не заметил, смотрю как лицо Михалыча краснеет от подбородка до макушки, и он начинает хватать ртом воздух не в состоянии ничего сказать, — эк его прихватило!
– Ну, будет тебе, Михалыч, – я похлопал его по плечу, – пошутил я. Но от вопросов лишних, в твоих же интересах отказаться, тем более ошибаешься ты сильно. – Красочно представляю реакцию Михалыча на мой рассказ про то, что чудодейственная кровь девушки мне руки омолодила да морщины на них разгладила. А деньги я и вовсе по запаху нахожу, да вот делать мне с ними нечего – перебираю от скуки. Вот рассказ про мой возраст или особенности моего организма точно его позабавит, у виска как пить дать покрутит ещё и со свистом. Уж нет... Пусть лучше так, губу дует.
Иду ухмыляюсь, выгоняя из головы красочные картинки. И чего веселье неуместное пристало? Михалыч принял на свой счёт, тут же подобрался, идёт на отдалении трех шагов.
Дуется значит, не ошибся я. Но, как-никак, Михалыч мне помочь пытается, а я тут недоразумения создаю. Совсем одичал. В книжках оно все по-другому работает, и моя последняя фраза не возымела никакого эффекта. Он только ещё сильней поджал губу, а сейчас шагу прибавил, торопясь прочь.
– Михалыч, да я ж по-доброму... И тебе изба будет!
– Не нужна мне твоя изба, – Осекся Михалыч на последнем слове, испуганно и с надеждой на меня глянув. Даже остановился и развернулся ко мне лицом.
– Ну не нужна, так не нужна, – поторопился согласиться с его словами я, но сочетание безмолвной мольбы в глазах Михалыча, при этом, всем видом показывающего гордость и неподкупную независимость, сделали свое дело, и я не удержался. – Ну, тогда на домишко в два этажа вам с Маней добавлю, и совет вам да любовь. А на маленький, так и быть, больше не предлагаю...
– Да я, да ты, да она…! – Да что ж у меня язык так развязался? Опять Маню приплел. Все что мог выдавить Михалыч в этот момент, он выдавил, но его сменяющиеся эмоции на лице и жесты говорили гораздо больше. Причем последней эмоцией после промелькнувшего негодования, оказалась мечтательность. Он еле сдержал при этом улыбку, потом сразу стал собранным и дельно надутым.
–Ладно, – сжалился я над первым за мои последние полвека собеседником, – Михалыч, человек ты добрый. Мне помог, а я тебе помогу. Тем более деньги мне ни к чему. Трать и поступай как хочешь, а обо мне забудь.
– Забудешь тебя. – Заворчал Михалыч. – Мне ещё пятидесяти нет, а ты меня дедушкой обозвал. В краску как красную девицу ввёл, а потом ещё и сосватал, а теперь уже и так, без женитьбы, дом даришь. Да на што он мне, без семьи-то? – Уже в сердцах и с сожалением воскликнул Михалыч. Наверно, я опять что-то не то ляпнул, понять бы что?
Сейчас я внимательнее к нему присмотрелся. Голова-то чуть седая и ещё по природе: белобрысый он. Глубокие морщины от прищура на солнце, и в общем, ну, наверное, погорячился я с дедушкой... Притом, ведь даже не заметил, как его это задело. Сам-то я похлеще выглядел. Несмотря на подтянутое тело, лицо молодым не назовешь. Вот руки теперь молодые, хоть в карманы прячь!
– Михалыч...
– Что Михалыч? Я, мож, за Маней с молодости наблюдаю. А она все прынца ждала. Все ей не глянулись, нос воротила. Так в старых девах и засиделась. У меня уж надежда зрела. А ты явился и по больному! Но сердиться почему-то не могу на тебя. Давай деньги, коли так настаиваешь. Мож, тогда Маня и глянет в мою сторону.