– Кто бы говорил! Немного старше меня, а смущаешься сильнее. И жизни совсем не знаешь! Вот! – Ангелина скрестила руки на груди, подперев грудь, и вздернула носик. В своем сарафанчике сейчас она выглядела очень деловито так, что я чуть не рассмеялся, забыв о причине спора.

– Ты права. Не знаю и знать не хочу, и давай закончим на этом. – Давя улыбку, стараясь ответить с серьезным тоном, сказал я.

– Тебе что, и правда, двадцать восемь? – Насторожено спросила Ангелина.

– Нет. – Рявкнул я. – Хватит расспросов. Не заставляй меня думать, что я совершил ошибку, забрав тебя из того оврага. Не усложняй мне жизнь. – Неожиданно, буквально за секунду, я вскипел от ярости. Вот кого угодно доведет.

– Один вопрос, ответь честно! Тебе больше двадцати пяти или меньше? – Совершенно не реагируя на мою реакцию, продолжает она. Ведь не отстанет…

– Больше. – Закатил я глаза, готовый взмолиться. – Довольна? Это последний раз, когда я отвечаю на вопросы о возрасте. – Ангелина судорожно соображая, уселась на принесенный мною вчера пенек. Теперь у нас… Тьфу… у меня их три. Один, самый широкий, вместо стола и два вместо сидений.

– А по тебе не скажешь.

– А я и говорю. На лбу у людей многого не пишут. Пойми и запомни.

– И не надо на меня так смотреть. Я не по годам умная.

– И эту фразу мог сказать только ребенок. Не находишь? – Ангелина залилась краской.

– Нашелся взрослый. С детскими страхами. – Хмыкнула девушка. – Я спать, а то завтра вставать рано. Ты обещал дать мне немного прогуляться по лесу. – С достоинством королевы Ангелина отвернулась и с гордо поднятой головой проследовала в свои покои.

– Завтра попривыкнешь к ходьбе, а к выходным пойдем в село, где автобус до твоего города ходит.

– Угу… – Ответила Ангелина уже в подушку.

– Эй, кнопка, ты чего? Опять что ли сырость мне развела? – Я не смог уйти и сел на край лежанки. Уж никак не могу в себе сил найти, когда она плачет.

Я нагнулся над девушкой и потеребил её за плечо.

– Ну. Полно тебе. Уедешь и забудешь старика. – Девушка резко перевернулась на спину, и я встретился в полным возмущения взглядом.

– Даже если тебе все тридцать – ты мне нравишься! – Всхлипнув, ответила Ангелина, вытерев слезы рукавом и шмыгнув носом. И тут неожиданно её взгляд поменялся на озорной. – И знаешь ещё что?

– Что?

– Нагнись, ну ушко скажу. – Я нагнулся. Ангелина обвила шею своими руками, но вместо того, чтобы прошептать, притянулась сильнее и соприкоснулась со мной губами, начав робко, неумело целовать. Мне следовало оттолкнуть ее, но я не мог, и не потому, что боялся задеть чувства девушки. Я как никогда хотел разделить их с ней, хоть и не смел сейчас ответить тем же действием, так же как и не смел оттолкнуть.

Не думал, что спустя столько лет почувствую подобное. Даже в годы учебы, во время моих многочисленных попыток исследования женской половины, я ни разу не чувствовал подобного при поцелуе. Было желание, но никогда не было того трепета, с которым душа рвется к другому человеку, когда ты хочешь отдать всего себя несмотря ни на что.

– Мое сердце ожило и бешено колотилось. Я не узнавал себя. Но один в поле не воин. Ангелина, так и не получив от меня ответа, несмотря на все свои старания, потерянно, со слезами, скопившимися в глазах, отстранилась.

Не знаю, что на меня повлияло. её васильковые глаза, с дрожащими каплями росы на них, её румяные щеки или приоткрытые, немного подрагивающие от обиды губы, но я окончательно сошел сума.

– Смотри, как это делается, – прошептал я ей в губы и впился бешенным странным поцелуем, поймав её не верящий, полный восторга взгляд, который тут же затуманился.