– Карел, а ты знаешь, что предположил дед?

– По условиям нашего соглашения я не могу контролировать его мысли, – быстро ответил счетчик.

Наверное, это навсегда останется утверждением, которое я не смогу проверить.

Но выхода не было, и я молча кивнул.

– Еще километров пять, – сказал Данилов. – Верно? Петр, а если мы там ничего не найдем?

Победителей, как известно, не судят.

Я думал об этом, пока наша странная экспедиция продолжала путь по планете Тени. Может быть, я действительно не прав? И Данилов с Машей приняли единственно верное решение, приведя корабль геометров к Земле?

Я ведь слишком привык побеждать. С самого детства. Даже когда случались в жизни поражения – все они были лишь раздражителем, трамплином для новых успехов. Все эти дурацкие олимпиады… «молодая надежда России»… «будущая гордость Отечества»… Училище, космофлот… Да, никаких особых жизненных амбиций у меня не было. Зато уверенность в том, что любое начатое дело окончится победой, никогда меня не оставляла. Даже когда я сажал несчастную «Спираль» на шоссе, под всей паникой, под злостью и покорностью судьбе оставалась уверенность – справлюсь.

Победителей не судят, но почему я решил, что смогу победить и в этот раз?

Если цивилизация Тени окажется еще большим злом, чем Конклав и обитатели Родины? Если мы просто не в силах будем ее понять – как, возможно, случилось и с геометрами? Если эти планеты пусты?

И последнее предположение казалось все более и более обоснованным.

Данилов начал насвистывать мелодию, безбожно фальшивя, и я узнал ее не сразу. «На пыльных тропинках далеких планет…» Впрочем, следов мы не оставляли – эта планета казалась хорошо убранной и пропылесосенной.

До той точки, которую корабль обозначил как «нехарактерную структуру», оставался какой-нибудь километр. Но я не видел там ничего, абсолютно ничего. Никаких сооружений, никаких энергетических вихрей, ничего, что только можно было бы принять за проявление иного разума.

Равнина. Пригорок. Звездный свет. Мы шли вперед, счетчик по-прежнему уверенно вел нас, но с каждым шагом меня все больше и больше охватывало отчаяние.

– Мне очень жаль, – вдруг сказал Данилов. – Петр, ты слышишь?

До боли в глазах я всматривался в залитую разноцветным сиянием пустыню. Может быть, за холмом?

Вот только что там может скрываться?

– Мы вполне можем исследовать другую подобную аномалию, – произнесла Маша. – Или полетать над планетой. Корабль же способен на атмосферные полеты?

Это было сказано вполне доброжелательно. Примерно с тем же снисхождением я отнесся к Маше и Данилову после их пленения – когда они убедились, что выхода нет и сопротивляться не стоит.

Только счетчик молчал. Топал вперед целеустремленно и неутомимо. Он-то и впрямь был на моей стороне, вряд ли их цивилизацию устроит альянс Земли и геометров, а уж тем более – потеря привилегированной роли живых суперкомпьютеров. Но неужели он еще не понимает – орешек оказался нам не по зубам? То, что напугало геометров, останется для нас непостижимым… значит, мы не сможем вмешаться в надвигающиеся события.

– Карел, ты видишь там хоть что-нибудь необычное? – спросил я.

Рептилоид ответил не сразу. Остановился, задрал голову. Потом попросил:

– Возьми меня на руки.

Я поднял его со странным ощущением – в моих руках, укрытые в маленьком теле, были сейчас два разума… вероятно – одни из самых острых в Галактике. Плоть хрупка. Слишком хрупка для силы, которую ей приходится вмещать.

– Подними выше, – приказал рептилоид.

Выжав его вверх, я застыл. Странную группу мы представляли – человек с серым вараном на воздетых к небу руках.