Но как оказалось, надеялась я зря.

Стоило мне открыть дверь и зайти в комнату, как с кровати скатился бородатый в годах мужик и, широко улыбаясь щербатым ртом, распахнул руки, потопал ко мне, радостно ревя басом:

— Сафанюшка, я соскучился! Иди ко мне, моя егоза! Эх, сейчас повеселимся.  Задирай юбки, моя ненаглядная, чего стоишь? Я уже готов!

«Ага, — отстраненно подумала я, хватая, что первым попалось под руку. — Повеселишься! Щас я тебе покажу! Юбки ему задирать! Шнурки поглажу только».

Хрясь.

— Сафанюшка, — болезненно взвыл рухнувший на задницу мужик, обиженно прижимая ладонь ко лбу. — За что?!

— За Сафанюшку, — буркнула, стараясь удивленно не коситься на непонятно как оказавшуюся в руках скалку. С кухни, видно, умудрилась утащить. Вот и чудненько.  — Ну, чего расселся? Вставай, разговоры вести будем.

— Дык я же только за! Что, поиграть хотела? Выдумщица! — вновь заулыбался мужик, поднимаясь и дергаясь ко мне. Еле увернулась.

Нет, ну так дело не пойдет.

Хрясь.

7. Глава 7. Мастер-класс по укрощению «мужа»

От моего, вот честно-пречестно, на этот раз чисто машинального удара мужчина вновь рухнул на задницу, тихонько охнув и явно в этот раз осознавая, что «жена» тут с ним не в эратишные игры играть вздумала, вон как опасливо покосился и даже назад на пятой точке отполз.

— Я тебе сейчас поиграю! — сделала маленький шажок вперед, помахивая перед носом бедного мужика удачненько подвернувшейся скалкой. Тот проникся, икнул и отполз от меня еще дальше.

— Сафанюшка! — заблеял бородатый, делая очередную опасную для его жизни ошибку. Угрожающе махнула перед ним еще раз скалкой, мужик понятливо исправился: — Сафания, тебя кто-то обидел? Чего утварью размахалась? Кто? Ты только скажи. Я ему!..

— Жизнь немного куснула, — буркнула, устало присаживаясь на кровать, внимательно следя за растерянно хлопающим глазами мужчиной.

Вот и что с ним делать? Как сбагрить подобру-поздорову, да так, чтобы не приходилось его вновь скалкой греть. Так и без мозгов человек остаться может, и без жизни тоже, и тогда светит мне небо в клеточку или казнь. Но и жить он здесь не может. Может, поругаться? Типо: рассорились мы, и все тут, давайте другую комнату, не могу с ним жить. Или… А может, потеря памяти поможет? Или совсем подозрительно будет?

Задумчиво прищурилась, посматривая на уже поднявшегося и осторожно пристроившегося на стуле мужика. Вздохнув, хмуро буркнула:

— Так, рассказывай.

— Что рассказывать, Сафания? — искренне удивился мужик.

—  Где был? С кем был? Все рассказывай.

— Так это… — почесал макушку мужчина. — Работал я. Ты чего, жена? Снова меня не признаешь? Вот знал, что эти все твои, как их... э-э-э... анизии! Вот! Анизизии, значит, до добра не доведут.

Ошеломленно вытаращилась на мужика.

— Прости, что мои?

— Вот о том и говорю! Анизии твои, или как их, забыл. Потери памяти твои! Вечно мужа забываешь! А я уже устал, Сафания! Устал от этого! Ну, сколько можно?! — взревел внезапно распалившийся мужик, вскочил на ноги и заметался по комнате. — Житья от твоих амизий нет!

— Амнезия? — совсем растерялась.

Нет, это уже переставало быть смешным. Кем была хозяйка этого тела? И как давно она вообще знакома с этим мужчиной? Эр Грох Гар – так его вроде называла Лекерья.

Я уже другими глазами посмотрела на мечущегося по комнатке, аки кот, которому пригрозили кастрацией, мужика.

— Вот и я говорю! — рявкнул Грох, тряхнув кулаком. — Вот и я говорю! Надоело! Не жена, а черт знает что!

— Так! — зловеще протянула, выставляя вперед оружие всевластия женщин – скалку. — Громкость убавь, хватит орать. И кулаками не тряси, а то трясти кое-чем другим буду я.