Никто не произносил этого вслух, но Лилли незаметно вошла в роль исполняющего обязанности лидера. Остин боялся, что для женщины в ее положении такая ответственность слишком тяжела, но для Лилли все было иначе – она шла на такой риск потому, что была беременна, а не вопреки этому. Она боролась не только за собственную жизнь, не говоря уже о будущем города, но и за жизнь своего нерожденного ребенка. Она решила делать все необходимое, пока Губернатор не встанет на ноги. На каком-то глубинном уровне она начинала осознавать, как много Вудбери значит для нее. Ей казалось, что теперь она даже лучше понимала Губернатора. Она готова была убить за этот город.
На рассвете следующего дня Остин наконец-то уговорил ее поесть и приготовил быстрорастворимую лапшу, достав жестянку со «Стерно», а затем убедил ее хотя бы несколько часов отдохнуть. Гейб вызвался на это время взять управление в свои руки, и город погрузился в заботы очередного дня, который ему предстояло пережить.
Благодаря Барбаре и Дэвиду Штернам, заверившим горожан, что Губернатор в порядке и регулярно выходит на связь, будучи на вылазке, фабрика слухов хотя бы на время сбавила обороты. Нет, он еще не нашел беглецов. Нет, непосредственной опасности нет. Да, всем нужно просто сохранять спокойствие, общаться с близкими, не переживать и радоваться тому, что город защищен, и находится в хороших руках, и все такое прочее.
Само собой, в этот странный переходный период, продолжавшийся несколько дней, никто не мог и предположить, какая судьба уготована Вудбери. И хуже всего ее представляла Лилли. Несмотря на отчаянное желание укрепить оборону и разработать план для любого вероятного варианта развития событий, она и в самых страшных кошмарах не видела того, что маячило на горизонте.
– Давай-ка посмотрим твое горло, – подмигнув, сказал Боб Стуки маленькому мальчику, сидевшему на ящике из-под персиков в захламленной квартире-студии. Ребенок – симпатичный мальчишка восьми лет с веснушками на щеках, в выцветшей футболке с Губкой Бобом, с хохолком черных волос – сказал «А-а», и Боб аккуратно вложил лопатку ему в рот.
Пахло лечебной мазью, потом и кофейной гущей. Окна были завешены одеялами, на потрепанном диване в углу лежали пожелтевшие простыни. Хозяйка дома – полная матрона с оливковой кожей, которая остановила доктора Стивенса при побеге, – склонилась над Бобом и ребенком и нервно ломала руки.
– Видишь, Боб, оно совсем красное!
– Что, побаливает, дружок? – спросил Боб у мальчишки, вытащив лопатку у него изо рта.
Тот робко кивнул.
Боб открыл сумку с лекарствами и покопался в содержимом.
– Мы тебя быстро поставим на ноги, малыш, – он вытащил из сумки небольшой пузырек. – И будешь снова кричать на сестру.
Мать скептически посмотрела на лекарство.
– Что это? – спросила она.
Боб протянул ей пузырек.
– Антибиотик мягкого действия. Думаю, это обычная простуда, волноваться не о чем. Пусть принимает таблетки три раза в день вместе с едой – и скоро будет как новенький.
– Э-э… – женщина закусила губу.
– В чем проблема? – удивленно посмотрел на нее Боб.
Она пожала плечами.
– Боб, у меня нет ничего ценного. Я могу заплатить едой или еще чем-нибудь.
– Об этом не может быть и речи, Марианна, – улыбнулся Боб, защелкнув застежку сумки.
– О… – она посмотрела на Боба. – Ты уверен?
– Это Вудбери. – Боб подмигнул. – Мы здесь все одна семья.
Когда-то утонченная красота Марианны Долан – оливковая кожа, точеная фигура в форме песочных часов и огромные сине-зеленые глаза – сражала мужчин наповал. Полтора десятилетия тяжелой работы по хозяйству, воспитание детей в одиночку и чумные времена углубили морщины вокруг ее рта и глаз, и все же теперь простодушная и теплая улыбка вернула сияние ее некогда прекрасному лицу.