Я смотрю на дверь, точнее на замочную скважину и пытаюсь прикинуть смогу ли я вскрыть замок.

Рука сама зарывается в волосы и достает заколку. Да, я умею вскрывать замки. И это не было моим хобби. Скорее это была необходимость для выживания.

В свое время я оказалась в детдоме. Мать сбежала со своим любовником заграницу и благополучно забила на меня и сестру. Меня отобрали у старшей сестры и ей пришлось пройти непростой путь, чтобы получить надо мной опеку. Да, к сожалению, в моей родной стране этот вопрос решается просто, только если дать кому-то на лапу. И такую сумму, чтобы сразу дом купить или дачу.

Только вот для нас с сестрой это было нереально. Никогда у нас не было таких денег. Мия до сих не говорит мне как именно у нее получилось решить эту проблему. Но что-то мне подсказывает, что здесь был замешан ее муж.

В детдоме было плохо. Ужасно. Я бы хотела навсегда вычеркнуть тот период жизни из моих воспоминаний.

Мы всегда были голодными. До ужаса. Ту еду, которую приносила сестра у меня отбирали. Говорили, что нельзя с ней заходить в общую комнату, если другие дети увидят, то потом устроят темную. Хотя мне и так устраивали. И не один раз.

Дети жестокие. Очень сильно. Об этом я узнала, когда мне устроили приветствие, накинув одеяло на голову, а после...

Закрыв глаза, я мотнула головой. Не хочу это вспоминать. Не хочу!

Но не могу просто выкинуть из головы то, что было. Этот ужас снова накатывает на меня снежным комом.

Чувство голода было вечным. И для того, чтобы поесть, нужно было идти на хитрость. Я не сразу узнала, что ночью можно пробраться на кухню и немного украсть хлеба, или чего-то, что осталось с обеда.

Мне это рассказала подруга, такой же изгой, как и я сама. Наверное, именно поэтому мы сплотились и защищались вместе от тех, кто всегда хотел над нами поиздеваться.

Инна рассказала мне в какое время и как можно пробраться на кухню. Научила вскрывать замок. Ржавый и старый, у меня получилось не с первого раза и даже не с третьего. Но я научилась. Вскрывали всем, чем только могла: скрепки, заколки, отвертки, если удавалось найти.

С того самого времени я ненавижу черный хлеб и чай, именно это удавалось украсть, а после со скоростью ветра запихивать в рот, действовать нужно было быстро, потому что если бы поймали, то наказали бы.

Глаза начинает щипать от непрошеных слез, впиваюсь ногтями в ладонь, причиняю себе боль для того, чтобы прийти в себя. Нельзя плакать. Я не стану. Заплакать - показать слабость. Это я тоже усвоила в том ужасном месте.

Присаживаюсь на корточки у замка и начинаю прикидывать фронт работ. Улыбка сама появляется на губах. Такое серьёзное место, а на замках сэкономили.

Выгибаю заколку так как мне нужно, закусываю нижнюю губу и сосредотачиваюсь на своем побеге.

Меня сейчас волнует две вещи, первая, это то, чтобы этот тиран не вернулся как раз в то время, когда я уже почувствовала запах свободы, а вторая - моя придурочная подруга, с которой мне предстоит очень серьёзный разговор. Но для того, чтобы ее отписочить мне ее еще предстояло найти. Бросить ее здесь одну я бы не смогла даже если бы точно знала, что за это придётся расплачиваться.

Вой сирены не прекращается и это начинает очень сильно действовать на нервы. Я продолжаю возиться с замком и когда наконец-то у меня получается его открыть, то в первые секунды я даже не верю своему счастью.

Неуверенно обхватываю пальцами ручку двери, нажимаю на нее и чуть не взвизгиваю от радости, что у меня все получилось.

Открываю дверь, высовываю нос наружу и изучаю взглядом пустой коридор. Внутренний голос твердит о том, что нужно бежать, снять туфли и мчать в сторону выхода, но что-то мне не дает так поступить.