Пропускаю мимо ушей это ее "блин", в чужой монастырь, как говорится, со своим доисторическим ветхим уставом… Но вообще негоже девочке...

— Как тебя зовут?

— Полина.

А, вот какая Полина…

— А я — Яна.

Протягиваю руку для знакомства. Девочка поднимается с пола, отряхивает руки о штаны и вкладывает свою ладонь в мою. Другой рукой откидывает волосы, все время спадающие ей на глаза, и вынимает одну прядь изо рта, смешно отплевываясь. Очевидно, тщательно зачесанные с утра в хвост волосы окончательно разлохматились под шапкой.

— Причесать тебя? — спрашиваю Полю.

— А ты косы умеешь плести? А то папа только хвост или кукешку может, — девочка вертит пальцами над головой, изображая, видимо, возможности отца.

"Кукешка" — вызывает и смех, и умиление, честное слово. Люблю детей.

— Умею. Тебе одну или две?

— Ам, — задумчиво прикладывает ко рту палец курносая. — Две!

— Садись, — встаю со своего кресла и хлопаю по нему рукой. — Сейчас расческу найду.

Открываю сумку и вытряхиваю часть содержимого на стол. Вываливается кошелек, косметичка, грёбаные носки с авокадо — и когда я, блин, разберу этот хлам, — а следом расческа и светящиеся ультратонкие… Нервно хватаю пачку, пока любопытное создание не увидело и не разгорелось любознательностью. Фух. "Опасный момент!" — голосом Гусева звучит в моей голове.

Так, нужны же резинки ещё. Одну снимаю с покосившегося хвоста на голове Полины, вторую со своей руки — домашняя привычка цеплять на себя резинки, чтобы в любой момент убрать с лица волосы.

Пока расчесываю и разделяю волосы на прямой пробор, курносая рассказывает про свой садик и воспитателей. Начинаю плести первую косичку, аккуратно захватывая темно-русые пряди. Детские волосы отличаются от взрослых, они тоненькие и очень мягкие, если их неплотно сплести, коса растрепится за пару минут. Интересно, ее цвет станет темнее? Как у отца?

— У тебя красивые волосы, — говорю малышке. — Такие длинные!

— Когда мне будет десять лет, я их покрашу! Папа мне обещал!

— Прямо в десять лет? Ничего себе.

— Он сказал, когда я стану взрослой. Десять это же уже взрослая!

— А я не красила волосы до двадцати лет, представляешь?

— У тебя красивый цвет, как у Рапунцель. А у моей учительницы танцев черные волосы, она не красивая. А ты красивая!

— Спасибо, — смеюсь над простотой детских суждений. Вот так вот: светлые волосы хорошо, темные — плохо. Интересно, своего папу она тоже причисляет к некрасивым?

— И мне не больно, ничуточки! А то бабушка все время так волосы тянет!

— А мама? — задаю вопрос просто для поддержания разговора, правда. Никаких тайных замыслов. Но у такой классной девчонки, должно быть, и мама классная.

— Полин, мы же договаривались, что ты в кабинете сидеть будешь, — прерывает на самом интересном месте низкий нервный голос.

Но мне и не интересно, да. И нечего так на меня смотреть, будто я государственные тайны выведываю тут у его ребенка.

— Я прическу делаю. Красиво? — звонко спрашивает Полина отца.

Тот отпускает мой взгляд, попутно заставив звенеть внутри каждый нерв, и переключается на дочь. Его лицо тут же смягчается до незнакомого мне выражения. Это что, любовь?

Я̶ ̶т̶о̶ж̶е̶ ̶х̶о̶ч̶у.

— Красиво. Заканчивайте и поедем, — мягко говорит брат-близнец Дьявола. Или это просто версия доктора Джекилла, а мне все время являлся Хайд?

Заканчиваю первую косу, скрепляю своей синей резинкой и приступаю ко второй. Чертовский снова скрывается в кабинете, очевидно, не желая разделять со мной одно помещение. Что ж, это глубокое презрение обоюдно.

Только захватываю первые три пряди, как звенит идиотский входной звонок. И кого тут принесло в субботу и без ключей? День ведь не для посетителей. С секунду размышляю пустить ли нежданного гостя, но потом решаю, что не пустить будет идиотизмом, когда, очевидно, офис работает.