А Барк… Если он существовал хотя бы в отдаленно похожем измерении… Тут странно бы - вспомни мы о безопасности. Но не вырубись тогда у обоих мозг, ничего и не случилось бы. Кое-как объяснив для себя сей феномен, я запретила себе ломать голову, пытаясь найти связь между своим издерганным состоянием, вспышкой ненависти и настолько ядовитой похотью. Слишком трудная это задача - не для меня и не сейчас.

Тут доказанное безусловно... и то принималось медленно - не сам факт беременности, а долгоиграющие последствия и перспективы. Потом уже, оставшись один на один со своей тупой головой, я осознала объемно, увидев заодно радугу перспективы…

Полный тридцать один год, подпорченная внешность и здоровье, любых отношений – ноль… А и на фиг теперь не нужно! Отдельным бонусом шло облегчение - прошлый аборт не сделал своего черного дела. Хоть и медикаментозный, на малых сроках, но я и опасалась, и переживала. И подсознательно ждала потом расплаты, хотя аргументы «за» казались железными, я принимала решение с холодной головой, и все-таки…

Говорят, что осознание может накатить даже спустя годы, а вот меня выморозило сразу - только очнулась после наркоза. С мамой я не советовалась, мама тогда лежала в больнице на сильнейших антибиотиках. Ее нельзя было расстраивать, да и уверена я была в своем решении на сто процентов. Но потом стало так плохо, что я ухватилась за соломинку...

Я не знаю чего ждала... чуда, наверное, а чего еще? Откуда его и ждать, если не от Бога?

При районной больнице имелась часовня и пару раз в неделю там служил священник. Он выслушал мой позорный лепет и грех отпустил, наказав читать ежедневно и до конца своих дней «Богородице дево, радуйся». Там же я купила открытку с этой молитвой и маленький буклет с пояснением самого смысла покаяния. Текст я внимательно изучила, согласилась, прониклась и вообще все делала так, как велели – согласно инструкции. Ну и ждала хоть какого-то облегчения, потому что раскаялась искренне и глубоко, как и требовалось при настоящем покаянии. Но через какое-то время опять пришла к батюшке, потому что легче не становилось ни на грамм. Стоило, образно выражаясь, отпустить поводья и мысли пускались вскачь, рисуя картины, от которых, казалось, замедлялся ток крови, потому что я начинала ужасно мерзнуть.

Священник тяжело вздохнул и выдал странное:

- Ты покаялась? Покаялась. Теперь просто не думай об этом.

Поразмыслив, я поняла, что таких – поздно одумавшихся, он видел сотни, если не тысячи. И может правда единственный выход – просто не думать.

Так что сейчас я уже была специалистом в том, чтобы «не думать». Прогнать всплывшую в сознании мысль, не углубляясь в нее, возможно. Я изучила методики на психологических сайтах и оставила для себя три из них, используя в зависимости от сложности ситуации – накрывало по-разному. Зависело от настроения, времени суток и еще кучи всего.

А теперь я, наверное, просто не верила, что меня уже простили. И так быстро? Тараща глаза на тени от прыгающих за окном веток, я вспоминала не биологического... Барк вообще не воспринимался причастным к событию. Виновным - да, но ни в коем случае не причастным.

Я думала о Сане – нашем с Ксюшей уральском соседе, инструкторе по экстремальному туризму, который так и остался на своем Урале. Саню, вернувшего мне веру в то, что не все пропало, что жизнь не катится к чертям, а продолжается, и даже вот такая - изуродованная, я могу нравиться мужчинам.

Саня никогда не узнает о том, что я сделала. Я сдохла бы сразу, узнай он, что был отцом так и не рожденного мною ребенка… или двух, потому что на самом раннем сроке вторую точку могли и не увидеть. Об этом я вообще боялась думать. Но особенность женщин в нашей семье вот такая – их почти всегда двое.