Подхожу к “Сбарро”, беру поднос и начинаю набирать еду. Руки до сих пор трясутся. Шагаю к кассе и запинаюсь об собственную ногу. Перед глазами за секунду мелькает, как мой поднос с едой размажется по полу, и как я растянусь сейчас на забаву остальным, в миллисекунду покрываюсь испариной от стыда, но в последний момент две сильных руки удерживают меня на месте, и я даже умудряюсь удержать поднос, почти ничего не рассыпав.

– Тебе похоже на сегодня хватит работы, – говорит Суворов, продолжая держать меня.

– Отпусти, – шепчу я, понимая, что он прижимает меня намного крепче, чем следовало бы.

– И что даже спасибо не скажешь?

– СКажу ,когда отпустишь.

Суворов приотпускает ,но не до конца. Придерживает за локоть, забирает поднос и оплачивает всё сам.

Ну вот, хотела поесть, а теперь в горло не полезет, потому что он оплатил.

Злюсь на него, но понимаю, что злость эта скорее на себя, за свою беспомощность. Если бы я не запнулась, он бы не подумал, что я такая слабая и жалкая.

Садимся за столик, он напротив меня.

Есть в его присутствии не могу. Наверно лучше поговорить, а потом пусть идёт куда хочет.

– Ну? Слушаю. О чём ты хотел поговорить?

Суворов откидывается вальяжно на спинку, его длинные ноги едва помещаются под столиком. В обстановке обычного кафе он выглядит чужеродным элементом, как белая ворона или дорогой зонт-трость, не на своём месте. Совсем не вписывается во всеобщую суету и пёструю толпу, которая обедает за соседними столиками.

– Хочу пригласить тебя на свидание.

Хорошо, что я в этот момент не ем, иначе бы точно подавилась.

– Чего? Логики твоей не понимаю ,если честно. Сначала ты пристаёшь, а теперь приглашаешь на свидания? Зачем?

– Потому что хочу.

– Отличное объяснение. А я вот не хочу.

– Ульян, я нечасто зову девушек на свидания. Чаще они сами пытаются привлечь к себе внимание. Так что ты хорошенько подумай, прежде чем скалиться и отказывать.

– Ну надо же, – ворчу себе под нос. – Я должна, наверно, писаться от радости раз удостоилась такого внимания.

– Уля, я ведь серьёзно с тобой разговариваю. И моё терпение может лопнуть.

Понимаю, что перегибаю, но остановиться уже не могу.

– Я ведь тоже серьёзно. Говорю тебе, что мне не нужны свидания, ухаживания, знаки внимания. Если у тебя есть другие девушки, которые жаждут твоего внимания, так, может, лучше обратишь свой ясноокий взор на них.

– А вот давай ты мне не будешь указывать, куда мне свой взор обращать. Сейчас я перед собой вижу упрямую ,вредную молодую особу ,которая хрен знает как, но ещё держится на ногах. Другая бы лежала в кровати и сопливила двадцатый платок. И мне очень интересно, что же ты за человек такой Ульяна Хромова или ты планируешь стать опять Кулагиной?

– Откуда? – Сдвигаю брови.

Неужели рылся в моей биографии? Раз даже знает мою девичью фамилию.

– Малыш. Если мне интересен человек, я узнаю про него всё, – усмехается.

А мне не по себе. Насколько его “всё” действительно “всё”?

– А тебе не кажется, что это смахивает на больную психику.

– Не переживай, каждый год проверяюсь. В этом плане я здоров, впрочем, как и во всех остальных отношениях.

Не знаю, был ли у него сексуальный подтекст, но мне почему-то становится очень жарко.

– Рада за тебя.

– В общем, расклад такой – я сейчас отвожу тебя домой, чтобы ты отдохнула и набралась сил. А завтра часам к шести заезжаю за тобой. Ок?

– Нет. Я на работе, и уходить не собираюсь. Отработаю смену, вечером домой. А завтра опять на работу.

Суворов приподнимает бровь.

– Ты уверена?

– Да.

– Хорошо.

Встаёт из-за стола и твёрдой походкой уходит.