Собираю постельное, складываю диван. Комнатка сразу преображается и становится просторнее.

– И многое из одежды я ещё не могу надевать из-за ушибов, – продолжаю оправдываться. Не знаю почему, но мне не хочется, чтобы он думал, будто я засранка.

– Ушибы? – взгляд Суворова прикован ко мне и продолжает сканировать моё тело. – Покажи.

Он не просит, приказывает. Неприемлемая форма общения для меня. Приказывать может только начальство, больше никому не разрешаю. Даже мама никогда ничего нам не приказывала. Объясняла почему надо что-то сделать и мы делали, помогали.

– Что же мне теперь раздеться?

– Я был бы не против, – уголки губ поднимаются в ухмылке.

Отзеркаливаю позу Суворова и его пристальный взгляд. Упираю руки в бока.

– Ещё чего?

– Ну должен же я оценить масштаб бедствия. Уля, давай покажи. Будь хорошей девочкой. Я честно приставать не буду.

– Что-то верится в это с трудом.

Суворов садится на диван, широко расставив колени. Откидывается на спинку, будто приготовился к просмотру фильма.

– Вот смотри. Сижу. К тебе не лезу. Давай покажи где у тебя синяки.

Последняя фраза сказана уже более спокойно, даже за просьбу может сойти. Да и рёбра оголить не страшно, достаточно задрать кофту немного.

– Хорошо. Только если попробуешь руки свои распустить, сразу полицию вызову.

– Угу.

Кивает, а в глазах чёртики скачут. Ну ладно. Проверим, умеет ли держать слово.

Поднимаю край свитера, задираю до груди, ещё утром рёбра переливались оттенками фиолетового.

– Ого! – брови Суворого удивлённо взлетаю вверх. – Не думал , что всё так плохо. Ну-ка подойди.

Я делаю два шага вперёд и оказываюсь перед ним. Он тянет руку ко мне, касается кожи.

– Больно? – спрашивает и заглядывает мне в глаза.

– Только когда прикасаешься.

– Малыш, я правда не хотел.

Я даже не успеваю среагировать, как он встаёт и я оказываюсь в его руках.

– Ты выскочила так неожиданно.

Суворов не лапает, не пристаёт, просто обнимает за плечи. Гладит волосы как ребёнка.

– Да уже всё хорошо. До свадьбы заживёт…ой, до развода, – поправляю себя. Пытаюсь высвободиться из его объятий. Всё-таки посторонний человек.

– А ещё где-то есть?

– На коленях то же самое. Но показывать не буду, – предвосхищаю его просьбу. – Лучше давай я тебе кофе налью, как обещала и ты домой поедешь.

– Выпроводить меня не терпится?

– Хочу побыть одна.

Смягчаю его слова. Хотя он мои мысли прочитал. Да, я хочу, чтобы он поскорее ушёл. Чувствую себя рядом с ним некомфортно, как с хищным зверем ,который так и ищет случая или возможности меня проглотить.

– Хорошо, – на удивление быстро соглашается Суворов.

Я семеню на кухню. Ставлю турку на огонь. Не люблю кофе и не очень люблю его варить, но приходилось для Паши каждое утро делать свежий кофе. Я-то вообще могу и растворимого выпить и цикория. Но понимаю, что Суворов, скорее всего, растворимый посчитает помоями.

Позади меня раздаётся грохот, поворачиваюсь и вижу как мой “дорогой” гость собирает с пола остатки сахарницы.

– Да, бля, ты, случайно, не у гномов эту квартиру сняла? – бурчит Суворов.

– Нет. Это стандартная малосемейка.

Сахарницу, конечно, жалко, но не предъявлять же за неё. Иду в туалет за веником, чтобы смести весь сахар.

– Ты просто сядь на стул, – командую.

– Я бы с удовольствием, но не помещаюсь. У меня туалет больше чем эта кухня.

– Ну что поделать, не всем суждено родиться богатыми или удачливыми, парирую я.

Сметаю сахар. От плиты доносится шипение и вспоминаю про турку.

– Да, бля, – бросаюсь к ней, но плита уже залита.

Смотрю на Суворова, тот пытается сдержать расползающуюся улыбку.