Лейб-гвардии Гусарский полк таковым лишь числился. В реальности лошадей в нём применяли только для передвижения, то есть он стал, по сути, драгунским полком. А учитывая степень оснащения всякими вспомогательными техническими средствами, недалёк был тот день, когда от лошадей останется в полку лишь одно название. Так или иначе, но воевали бойцы полка пешком. То есть были по своей сути пехотой. Тяжёлой пехотой.

Блок зашёл на командный пункт, поздоровался с личным составом и осведомился о текущей обстановке. Прочитал сводку авиаразведки. Глянул на часы и пошёл пить кофе. Время до начала наступления было. Куда спешить?

Супруга отправилась следом.

Чёрный кофе без сахара и молока. Немного сладкого песочного печенья. Сигарета. Но ею он чуть не подавился, как, впрочем, и всегда, под тяжёлым взглядом супруги, полным неприкрытого осуждения. Та выпила кофе с молоком безо всего. Блюла фигуру и старалась жрать поменьше, тем более сильно «нажористых» продуктов, таких как, по её мнению, эти до приторности сладкие печенья[52].

Но время.

Вернулись на полевой командный пункт.

Полковник ещё раз взглянул на часы. И, чуть помедлив, отдал приказ о начале.

Сначала засуетились связисты. А минутой позже бойцы подразделений, также готовившихся к началу боя, перешли в движение.

Никаких выходок в духе «в полный рост на пулемёты». Нет. Эти глупости даже во времена Русско-Японской уже не практиковали в Лейб-гвардии. Нет. Всё было не так. Совсем не так.

Формально полк вёл наступление двумя из трёх своих батальонов.

Вот бойцы стрелкового отделения короткой перебежкой проскочили полсотни метров и залегли. Их ручной пулемёт тут же занял удачную позицию, выбранную ещё до рывка, и его «оператор» изготовился к открытию огня. А остальные солдаты настроились прикрывать и обеспечивать работу пулемётчика.

Вот, по отмашке командира взвода, короткой перебежкой проскочило второе отделение. И залегло. Со стороны противника это шевеление заметили. Прозвучало несколько выстрелов. В первую неделю войны немцы патронов не жалели, буквально взрываясь беспорядочной стрельбой. Сейчас – лишь обозначая её. Всё-таки дефицит боеприпасов сказывался. Тут же отработали пулемёты первого, третьего и четвёртого отделений, ударив короткими очередями по замеченным стрелкам. Где-то за спиной застучал станковый пулемёт, дав пару средних очередей на подавление. Тявкнул 37‐мм гранатомёт, отправив куда-то свою осколочную гранату.

Тем временем второе отделение изготовилось к бою и короткой перебежкой продвинулось вперёд третье. Четвёртое же держалось в тылу, рядом со средствами усиления взвода.

Так и продвигались.

Сотня метров. Другая. Третья.

Откуда-то из-за первой линии германских позиций ударили пушки. Явно пушки. 7,7‐см – не иначе[53]. Очень похожие по звуку выстрела и размеру облачка шрапнельного разрыва.

Все бойцы Лейб-гвардии носили лёгкие противоосколочные жилеты и стальные шлемы. Так что действенность шрапнели против них была слабой. Тем более обычной – с круглыми пулями. Бах. И узкий, глубокий пучок шрапнели полетел вдоль земли с неспешным снижением. Бойцы, лежавшие на пузе, просто прижались к грунту посильнее и опустили лицо, из-за чего их стальные шлемы «уставились» в сторону противника. Что снижало и без того слабую действенность такой шрапнели.

Русские артиллеристы не зевали.

На вооружении Лейб-гвардии Гусарского полка, как и любого иного полка Имперской гвардии, имелось по батарее 87‐мм лёгких полевых гаубиц. Считай – полковых орудий. Дальности их огня явно не хватало для контрбатарейной борьбы с ординарной полевой артиллерией противника – считай, дивизионного уровня. Поэтому с командного пункта связались с железнодорожным дивизионом, запросив поддержку. И уже оттуда по квадрату отработали шрапнелью 5‐дюймовые орудия.