Сейчас Шульгину следовало выяснить, удачной ли оказалась идея с переброской в этот мир необходимых, то есть, по сути, неограниченных средств? Замысел был в чем? Исходя из теории «вязкости» окружающего каждую текущую реальность времени, до самого конца Гражданской войны в России происходящие там события никаким образом не успевали распространиться на Северную, а тем более – Южную Америки (в Южной и до конца тридцатых годов большинство населения понятия не имело о том, что в мире что-то стало не так).
И, следовательно, нужно было только найти момент, когда расхождение реальностей стало тотальным. И хоть на день раньше перебросить часть средств со счетов в предусмотрительно приобретенном Сильвией как раз до развилки маленьком лондонском банке, дышавшем на ладан, но потом неожиданно расцветшем, – в американские. В те, которые без потрясений, реорганизаций, смены владельцев и уставов благополучно дожили до нынешнего времени. Таких оказалось не слишком много, но для целей Шульгина достаточно.
Отлучившись в Лондон 1920 года, он сначала перевел фунты в доллары (с фунтами за минувшие восемьдесят лет случилось слишком много неприятностей) и разместил от пятидесяти до ста тысяч (громадная по тем временам сумма) на десятке номерных счетов в подходящих банковских конторах Нью-Йорка, Сан-Франциско, Бостона и Филадельфии.
Вот пусть лежат там деньги и лежат, обрастая процентами, принося банкирам стабильный доход, и вряд ли кто-то из пятого поколения бухгалтеров заинтересуется судьбами анонимных вкладчиков.
Хорошо, конечно, что существуют на Земле такие очаги стабильности, где и Конституция не меняется третью сотню лет, и доллары с времен войны Севера против Юга сохраняют покупательную способность, и прочие права собственности соблюдаются свято.
Отдохнув в номере, совершив обязательную (для любопытных постояльцев) экскурсию по историческим помещениям отеля, полюбовавшись видом города (правда, сплошь затянутого туманом) из ресторана на крыше, Шульгин приступил к делу.
Взял такси и направился в отделение банка «Соломон бразерс» в пирамидальном небоскребе неподалеку от границы китайского квартала. Попросил встречи непременно с управляющим, отказавшись от общения с сотрудниками низшего уровня, настойчиво доказывавшими, что в состоянии разрешить любые возникшие у господина вопросы.
Холодное упорство вкупе с классическим оксфордским английским, который аборигенами воспринимался примерно так же, как язык Державина в районном отделении ГАИ (но с большим почтением), возобладало. После нескольких телефонных звонков его проводили к управляющему, который оказался молодым, рафинированного облика худощавым джентльменом.
Что-то знакомое почудилось в его лице. А при взгляде на табличку-бэйдж над левым карманом все стало ясно. «Mosolov Yuri». Земляк, значит. Впрочем, неизвестно, к лучшему это или наоборот. Некоторые эмигранты, натурализовавшись, испытывают к исторической родине острую неприязнь.
Приоделся Шульгин для визита в банк дорого, но неброско. В соответствии с легендой.
– Прошу вашей помощи, сэр. Дело у меня не совсем обычное, не знаю, приходилось ли вам с подобным сталкиваться в вашей практике. Но раз, на удивление, мы с вами оказались соотечественниками, думаю, кое-что упрощается. Просто вы меня, наверное, лучше поймете, чем ваши сотрудники.
Последние слова он произнес по-русски.
– К вашим услугам, сэр. Всемерно постараюсь вам помочь, – ответил управляющий по-английски. – Русский я понимаю, но говорить мне трудновато, я ведь американец уже в четвертом поколении…