Так начался мой земной Путь, который длится вот уже десять месяцев. За это время что мне только ни пришлось пережить, но в конечном счёте судьба свела меня с прекрасной женщиной по имени Вивьен, а затем и с её отцом – профессором Генрихом Ланге. От него я и узнал о пророчестве, в котором говорилось, что Землю от уничтожения может спасти ставший землянином представитель внеземной цивилизации. Для этого с помощью созданной профессором машины времени требовалось собрать двенадцать артефактов из прошлого. Но при первом моём перемещении меня постигла неудача, и я вернулся ни с чем. Тогда-то и стало известно, что я должен действовать не один, а вместе с преследовавшим меня агентом ФБР Джоном Тёрнером. Так мы с моим врагом стали напарниками и вынуждены были помогать друг другу для достижения общей цели.

Следующая попытка перемещения в 1812 год оказалась успешной: мы сумели отыскать первый из списка артефакт и вернуться вместе с ним обратно в 1951 год. А там нас ждал весьма неприятный, я бы даже сказал, печальный сюрприз. Во время нашего отсутствия Вивьен, к которой я успел привязаться и проникнуться тёплыми чувствами, случайно перенеслась в прошлое, спрятавшись в капсуле машины времени. И не просто куда-нибудь, а во Францию 1350 года – самый разгар второй волны эпидемии бубонной чумы, названной Чёрной смертью и скосившей за несколько лет почти половину населения Европы. Тогда же набирала силу и Святая инквизиция, и если бы у местных жителей возникли хоть малейшие подозрения насчёт Вивьен, её могли объявить ведьмой и сжечь на костре. Так что поиски второго артефакта пришлось отложить до того момента, пока она не будет спасена. Естественно, я сразу же вызвался отправиться за ней, а Джон Тёрнер отказался, объяснив это тем, что не собирается подвергать свою жизнь опасности заразиться чумой или быть сожжённым.

– А кто в этой камере? – раздался вдруг чей-то глухой голос, вынудив меня на время отвлечься от воспоминаний.

– Там колдун, которого схватили вчера, – отозвался его невидимый собеседник.

Голоса доносились из-за двери, и я понял, что это разговаривали между собой два тюремщика. А судя по тому, что их языки заплетались, причём довольно сильно, оба они были пьяны.

– Колдун?! – воскликнул первый. – Открой дверь, я хочу посмотреть на него!

– С ума сошёл? Хочешь, чтобы он и на тебя чуму наслал? Тем более, уже сегодня днём ему предстоит сознаться в колдовстве, а если он сбежит, то нам с тобой головы оторвут.

– Так он ещё не сознался?

– Пока нет. Говорю же, его только вчера поймали и пока бросили в камеру. Но ничего, никуда не денется. Вот поломают на дыбе, повыдёргивают ногти, прижгут раскалённым железом, и обязательно сознается.

– Ну ладно, пойдём тогда ещё выпьем, – сказал первый тюремщик, который больше не порывался войти ко мне в камеру.

– Дело говоришь, – обрадовался второй.

За дверью раздались гулкие звуки удаляющихся шагов, и вскоре вновь стало тихо. Я же ещё долго сидел, прокручивая в голове их слова. Похоже, прав был профессор, когда говорил, что под пытками в колдовстве сознавались практически все, за исключением тех, кто не выдерживал страшных мучений и умирал раньше времени. И вот теперь меня ожидала та же участь: либо испустить дух в пыточных застенках, либо сгореть заживо на костре, прямо как в моём сне. Естественно, мне не хотелось ни того ни другого, да только вот выбора у меня кроме этих двух вариантов не было.

Устав от тяжёлых дум о своей незавидной судьбе, я опять окунулся в воспоминания и вновь мысленно перенёсся в то время, когда мы с Джоном Тёрнером вернулись из 1812 года с первым артефактом в руках и узнали от профессора Ланге о печальном происшествии, приключившемся с его дочерью.