– Ну что вам сказать, – ответил Стрэнд, – на воскресную школу где-нибудь в Вермонте это мало похоже. Имеют место инциденты. Да, разные инциденты…

– И вы были… э-э… вовлечены? – подавшись вперед, спросил Хейзен. В голосе гостя звучал неподдельный интерес.

– Один или два раза, – сказал Стрэнд. – К примеру, в прошлом семестре один мальчик угрожал мне ножом. Обещал порезать, если я завалю его на экзамене. По сумме баллов он набирал всего тридцать два из ста возможных.

– И вы поставили ему хорошую оценку?

Стрэнд рассмеялся.

– Ну конечно! Раз уж он пошел на то, что угрожал учителю ножом, значит, она была очень ему нужна. Считаю, он ее заслужил. К тому же этот паренек не пытался украсть у меня велосипед.

Хейзен дотронулся до повязки на голове.

– Возможно, вы мудрее меня, – согласился он. – Скажите, работая среди всех этих злодеев, вы видите хотя бы проблеск какой-то надежды?

Стрэнд пожал плечами.

– Конечно. Хотя большинство из них обречены. Кончат плохо, причем случится это очень скоро. Но есть и другие. К примеру, учится у меня в старшем классе один пуэрториканец, мальчишка-недомерок, так он с раннего детства глотал книгу за книгой. Не далее как сегодня я прочел его работу. О Гражданской войне. И знаете, у него очень любопытная и оригинальная точка зрения на этот предмет…

– То есть? – спросил Хейзен. Похоже, он искренне заинтересовался.

– Ну, к примеру, он написал, что Гражданская война была большой ошибкой. – Заговорив о мальчике, Стрэнд тут же вспомнил круглое темное личико, всегда полуоткрытый рот, в котором сверкали белые зубы – то в радостной улыбке, то в дерзкой насмешке. – Он написал, что южанам надо было позволить идти своим путем. И что очень скоро они в любом случае дали бы свободу рабам, и, таким образом, были бы спасены миллионы жизней. Он считает, что Север и Юг были объединены искусственно, что Конфедерация являла собой довольно хлипкое образование и что все мы, и белые, и черные, лишь напрасно страдали целых сто лет. Эти взгляды, разумеется, расходятся с тем, чему его учили. И я буду вынужден предупредить его, что если он станет отвечать на вопросы перед советом попечителей таким же образом, то аттестата ему не видать.

– Ну и как, вы думаете, он отреагирует на это?

– Засмеется, и все. Ему плевать, пройдет он собеседование перед советом попечителей или нет. Ведь в колледж ему все равно не поступить. Единственное, что ему светит, – это работа мойщиком посуды или уборщиком улиц. Какая ему разница, что скажут члены совета попечителей?

– Прискорбно, не правда ли? – сказал Хейзен.

– Такова суровая правда жизни.

– А какую отметку вы поставили ему за это сочинение?

– «Отлично», – ответил Стрэнд.

– Вы, должно быть, не совсем обычный учитель…

– Это он не совсем обычный мальчик. А в другой работе он утверждал, что преподавание истории в школах есть не что иное, как полная ахинея. Любимое его словечко, «ахинея». Он написал, что причина и следствие во всех исторических процессах придуманы самими учеными-историками. Для того что было удобнее расфасовывать наше прошлое по аккуратным маленьким пакетикам в фальшивой обертке. Он вообще очень много читал, и по естественным наукам тоже, в частности по физике. Большой поклонник теории случайных событий… Полагаю, вы наслышаны о ней?

– Немного, – ответил Хейзен.

– По его мнению, все сводится к тому, что ничто в этой жизни не является или не являлось неизбежным. Всему виной чистая случайность – от столкновения частиц до процессов в политике и экономике. И совершенно не важно, где подобные «столкновения» происходят – в лабораторных пробирках или в дикой природе. Исходя из этой теории, считает он, промышленной революции никогда не случилось бы, если б на белый свет не родились десять человек. Второй мировой войны тоже не было бы, если бы Гитлера убили на фронте в семнадцатом году. Гражданской войны можно было бы избежать, если бы Линкольн решил продолжить карьеру юриста…