По такой-то дороге, трясясь в своем экипаже, продвигался сенатор, погруженный в размышления, время от времени прерываемые неожиданными дорожными приключениями. Карета качалась, погружалась куда-то и подскакивала. Описать эту поездку можно было бы, пользуясь просто звукоподражанием: «Бум! Шлеп! Крах! Шлеп!»

Сенатора, женщину и ребенка швыряет из стороны в сторону, они ежеминутно меняют положение. Куджо на козлах осыпает коней бранью. Колеса увязают, вздрагивают. Затем карета катится дальше. Передние колеса снова проваливаются в грязь. Сенатор, женщина и ребенок падают на переднее сиденье. Шляпа джентльмена без всякого стеснения съезжает на самые глаза ее владельца. Сенатору кажется, что это – конец. Ребенок плачет. Куджо читает своим лошадям очередную проповедь, они брыкаются, поднимаются на дыбы и рвутся вперед под ударами кнута. Выбираясь из ямы, экипаж снова обретает равновесие.

Некоторое время все идет благополучно, если не считать толчков, тряски и возгласов: «Ай!» и «Ну, дружки, ну!» – и хлюпания воды под колесами. Внезапно страшный двойной толчок поднимает всех на ноги и тут же с неимоверной быстротой отбрасывает их обратно на сиденье. Карета замирает на месте, затем в окошечко заглядывает Куджо.

– Прошу прощения, сэр, но, кажется, дела плохи. Не знаю, удастся ли нам выбраться. Придется, пожалуй, подкладывать бревна.

Сенатор в полном отчаянии выбирается из кареты. Он старается отыскать место, куда бы можно было ступить. Нога увязает, он пытается вытащить ее, теряет равновесие и во весь рост растягивается в грязи. Стараниями верного Куджо его удается вытащить, но в самом плачевном виде.

Была уже глубокая ночь, когда карета, выбравшись из трясины и переехав вброд речку, остановилась у крыльца большой фермы. Потребовалась немалая настойчивость, чтобы разбудить ее обитателей. Наконец дверь растворилась, и показался сам почтенный владелец. Это был высокий, крепко сложенный человек ростом в шесть футов с лишним. Он был одет в охотничью куртку из красной фланели. Копна белокурых, почти бесцветных волос, походивших на дикий лес, уже несколько дней не бритое лицо придавали этому человеку не слишком привлекательный вид. Несколько мгновений он стоял, держа в руках светильник и глядя на приезжих с видом такой растерянности и недоумения, которые могли показаться даже забавными. Сенатору пришлось потратить немало усилий, пока он ему объяснил, в чем дело.

В то время как мистер Берд изощряется в красноречии, мы постараемся познакомить читателей с этим новым действующим лицом.

Честнейший Джон ван Тромп был некогда богатым фермером и владельцем значительного числа рабов в Кентукки. Но «медвежьей в нем была лишь шкура», ибо природа одарила его добрым сердцем и великодушием. Человеколюбивый и отзывчивый, он долго оставался бессильным свидетелем того, что происходило кругом, и наблюдал за печальными результатами, которые приносила система – одинаково вредная как для угнетенных, так и для самих угнетателей. В конце концов терпение его иссякло. Он перебрался через Огайо, купил значительный участок земли и, вернувшись, освободил своих рабов – мужчин, женщин и детей, усадил их в повозки и отправил в свои владения по ту сторону реки. Сам же направился ближе к устью реки и поселился в уединенной усадьбе.

– Скажите, – без обиняков спросил сенатор, – решитесь ли вы дать приют несчастной женщине и ребенку, которых преследуют охотники за невольниками?

– Полагаю, что да, – ответил Джон решительно.

– Я тоже так полагал, – сказал сенатор.