Потому что в спасении города – жизнь народа Ночи. Этого Лашман не стал произносить вслух, ибо печалям уже было велено удалиться.

Король Лашман провел в Джейхуре семь ночей. Сперва был пир, шата и ахс лились рекой. Победители дружно славили непобедимого владыку, его могучую руку и прозорливый разум. На другой день король призвал грустные мысли обратно. Он обошел, сопровождаемый Шамкатом и Чаглави, подземелья портового города. Смотрел, как трудятся шерваны. Сперва посетил подвалы пирамиды, где гончарные черви испускали клейкую массу, пригодную для изготовления посуды и для строительных работ. Часть тварей оставалась словно вмурованной в стены, на которых покоилось гигантское сооружение, продукт слепых зверей шел вниз, в непрерывно опускающееся подножие пирамиды. Где-то в неизведанных глубинах твердое основание размывалось, рассыпалось… быть может, пожиралось иными, не известными людям тварями? Во всяком случае, без колонии шерванов, обитающих в стенах, пирамида могла бы провалиться, осесть в бездонные прорвы. Работники Шамката исправно подносили пищу к головам слепых зверей, чтобы непрерывно производили строительную глину – взамен той, что опускалась в таинственные глубины.

Из-под основания пирамиды вели десятки подземных галерей – к скрытым обиталищам разных видов шерванов, в том числе и гончарным. Нынче им было много работы. Выделяемый тварями вязкий раствор мешали с шерстью газлонов, густой, мягкой, отвратительной, словно волосы на голове колдунов. Полученную субстанцию резали и трамбовали в тщательно вымеренных прямоугольных формах, затем тащили наверх – сушиться на солнце. Полученные кирпичи используют, чтобы отремонтировать поврежденные во время короткой осады стены Джейхура.

Посмотрели, как трудятся черви, вырабатывающие тесто, различные масла, сладкую шату и другие продукты. Когда добрались к колонии водяных шерванов, Шамкат принялся шумно вздыхать. Король не стал ничего говорить толстяку, принял поведение князя как должное. Шамкат всячески показывал, как он скорбит – в его городе не осталось ни одного сколько-нибудь крупного червя. Даже среди масляных и гончарных встречались особи крупней, но то были старые звери, которым не суждено вырасти более. Только водяные не знают пределов роста, а тот, которого прикончил колдовской свет в битве, был огромен по любым меркам. Только в столице, в тени великих гор, можно отыскать шервана крупней. А эти мальки, суетящиеся в садках – не менее трех лет пройдет, прежде чем погонщик сможет оседлать такого и приступить к обучению. И никак не меньше десяти лет – прежде чем эти черви смогут стать оружием Ночи. Увы. Джейхурцы поторопились.

После осмотра подземелий король поднялся на поверхность. Долго стоял в тени и моргал, привыкая к злому свету здешнего дня. И думал. Шамкат топтался рядом, кряхтел и искательно заглядывал в глаза. Король не стал ничего говорить толстому пройдохе, пусть сопит.

Началось восхождение на верхние этажи пирамиды. Князя снова несли слуги. Лашман шагал сам. На каждом этаже останавливался, подолгу глядел с балкона – на город, где суетились тысячи Ночных, на стены, где шла работа, на степь, где тлели останки тысяч павших, на дорогу, ведущую на север, к ручьям. По дороге непрерывно тянулись вереницы носильщиков – туда налегке, обратно с бурдюками, полными воды. Недостаток павших в битве водяных червей еще долго придется компенсировать тяжелым трудом. Когда добрались к покоям, расположенным на самом верху пирамиды, решение начало созревать. Лашман не торопил себя, считал: окончательно мысли сложатся во сне.