Опять поднял глаза. Весь небесный купол охвачен голубым свечением, одинаково голубым во всех точках, куда ни глянешь. Даже на небо не похоже. Как будто кто-то натянул над ними гигантский синтетический шатер. Похожий на небо, но все же не небо. И не понятно, на какой высоте – в десяти или десяти тысячах метров над землей: никаких ориентиров. Ни единого облачка, ни единого цветового перехода.

Стефан поднял с земли игрушечную машинку Эмиля и изо всех сил метнул ее вверх. Она взлетела метров на пятнадцать – двадцать и упала на траву, не встретив в полете никаких препятствий.

Насколько Стефан себя помнил, его всю жизнь мучила тревога. Чаще едва ощутимая, иногда он места себе не находил, но ощущение тревоги присутствовало постоянно. Если бы тревога умела говорить, постоянно повторяла бы одну-единственную мантру: Я могу лишиться всего.

Солнце… Солнце не вечно. Солнцу суждено в конце концов погаснуть, почему бы и не сегодня?

Привычно сдавило грудь. Он посмотрел на дверь кемпера. Пока Карина и Эмиль здесь, с ним, вынести можно все. Даже исчезновение солнца.

А если их тоже нет? А если и они исчезли?

Тяжесть в груди почти невыносимая, трудно дышать. С трудом подавил импульс зажать руками уши и бежать куда глаза глядят.

Два глубоких вдоха. Острый приступ паники прошел. Но куда деть тупую тоску, тоску пришедшего с дурными вестями почтальона? Ему совсем не хотелось будить Карину и вводить ее в этот странный мир. И уж вовсе не хотелось показывать Эмилю небо без солнца.

Стефан зажмурился. Зажмурился изо всех сил и попытался представить солнце на небе. Мысленно поставил на место площадку для мини-гольфа, киоск и батут. Представил звуки: шум утреннего бриза в листве, визг детей на озере. Все, что должно быть.

Открыл глаза – ничего этого нет. Что он может предложить своей семье, сумеет ли найти замену исчезнувшему миру? Стефан посмотрел на свой старенький кемпер, и его вновь охватила паника. А вдруг и там, внутри, ничего нет? Все исчезло… Вдруг и они исчезли? Пустой, как мертвая раковина, домик на колесах…

Он рывком отворил дверь и остановился. Посмотрел на спящую жену. Услышал голос сына. Если не шевелиться, можно представить, что ничего не изменилось. Обычное утро в кемпинге. Карина проснется, они позавтракают, Эмиль обязательно задаст пару замысловатых вопросов об устройстве мира.

Мира? Какого мира? А как устроен этот мир?

Надо взять себя в руки. Пока мы живы и вместе, еще не все потеряно.

Он забрался в постель, погладил жену по щеке и прошептал:

– Любимая…

Карина поморгала, широко открыла глаза и сказала вот что:

– Ой!

Как всегда. Она всегда просыпается с этим «ой», будто сон утащил ее в свой сюрреалистичный омут без ее согласия.

– Который час?

Стефан покосился на часы на стене. Без десяти семь. Как будто теперь это имеет какое-то значение. Он отодвинул влажную прядь с ее лба и тихо сказал:

– Слушай… тут кое-что произошло.

Телефон не работает. Нет покрытия. Интернета, естественно, тоже нет. Но фотографии можно посмотреть – они в памяти телефона.

Изабелла начала листать свой альбом.

Синсам, оптическая фирма, 2002. Крупный план. Ее зелено-голубые глаза красиво контрастируют с черной оправой. Стекла, разумеется, без диоптрий.

Гульдфюнд, 2002. Великолепный снимок в сепии, вечернее платье с открытой спиной. Шикарный тип во фраке медленно приближается, словно не решается пригласить на танец такую красавицу. Великолепные блики на кольцах и браслете – немудрено: одна только светоустановка заняла четыре с половиной часа.

Кафе «Линдвалль»