Честно говоря, Конрад и не ожидал от нее чего-то более серьезного. Его вполне устраивало, что она хочет быть светской дамой, а особенно то, что она не претендует на роль матери Ники и Баррона. Однако он считал нужным давать ей деньги только на наряды и прочее; увидев же ее расходы на обстановку дома, он немедленно наложил запрет на дальнейшие траты.
– Но, Кони, я еще не закончила!
– О нет, дорогая, все уже кончено.
Финансовые вопросы всегда были проблемой в отношениях Конрада с окружающими, особенно с членами семьи. Лично ему здесь все было ясно и понятно. Он зарабатывал деньги тяжелым и честным трудом и не собирался раздавать их всем подряд, в том числе и своим родственникам. Кто-то скажет, что это было проявлением невероятной скупости.
Он же придерживался иного мнения. Втайне (и никогда публично, ибо он был человеком очень скромным) он жертвовал огромные суммы на различные благотворительные мероприятия, что свидетельствовало о его безусловной щедрости. Мог ли скупердяй и скаредник быть таким филантропом? Он никогда не жалел денег на благотворительность, особенно в пользу католических организаций. Однако в отношении родственников и друзей он придерживался того мнения, что они должны так же усердно трудиться, как и он, и самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, а не рассчитывать на выгоду быть его близким родственником или другом. Более того, он считал неправильным давать им деньги, ибо это может только развратить их, лишит их стимула зарабатывать на жизнь собственным трудом и умом и в результате обесценит их жизнь.
Его точка зрения подтверждалась личным опытом бизнесмена, пережившего Великую депрессию; он знал, что значит потерять все и как трудно вернуть заработанное. Это люди его поколения, которое называли поколением великих, заработали американскому доллару уважение всего мира, сделали его таким весомым. А что касается Жа-Жа, то спор о деньгах был решен быстро и не в ее пользу.
– Женщины, не умеющие обращаться с деньгами, попадают в неприятнейшие ситуации, – так вспоминал Конрад свои слова, сказанные Жа-Жа (что наряду с его расчетливой экономностью выказывало несколько высокомерное отношение к женщине, довольно обычное в то время). – И у нас с тобой таких проблем не будет.
Они с Жа-Жа занимали места в торцах длинного стола, Несколько слуг под руководством дворецкого Уилсона подавали одно блюдо за другим, незаметно убирая опустевшие тарелки.
– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, – сказала Жа-Жа.
– Джорджия, – заявил он, – отныне ты можешь рассчитывать на определенный бюджет. В начале каждого месяца я буду выдавать тебе чек на 250 долларов. Можешь тратить их как тебе угодно: на одежду, парикмахера, косметику, завтраки, чаевые и все в этом духе.
Она кивнула.
– А домашние расходы – мебель, ткани, еду – ты будешь оплачивать с моего счета.
Она снова кивнула.
– Но если ты выйдешь за пределы суммы, выделенной на твои личные расходы, этот перерасход будет вычтен из твоих денег на очередной месяц. Хотя бы научу тебя разумно тратить деньги, – сказал он наставительным тоном. (Чтобы было понятнее, тогдашние 250 долларов эквивалентны сегодняшним трем тысячам, что представляется значительной суммой.)
– Конрад, я не ребенок, – вспыхнула возмущенная Жа-Жа. – И я тебе не дочь, а жена.
Интересно, что в это же самое время его сын-подросток частенько обсуждал с отцом вопрос своих расходов. Так, на днях Баррон передал отцу список своих расходов и объяснил, почему ему нужно на карманные расходы больше двух долларов в неделю, или, как он выразился, «поднять ему жалованье». На телефонные разговоры у него уходило 50 центов в неделю, и за эту неделю у него образовался долг в 20 центов, что, по соглашению, аналогичному соглашению с Жа-Жа, означало уменьшение «жалованья» в следующем месяце. В той же записке он объяснял, что тратит на транспортные расходы 82 цента в неделю. Подробно разбирая другие расходы за неделю, он приходил к выводу, что ему необходимо повысить «жалованье» на 3 доллара, то есть довести его до 5 долларов. Его рассуждения убедили отца, и тот согласился увеличить ему «жалованье», но только до 4 долларов.