Присев рядом со шмыгающей носом Хельгой, я взяла первое письмо и раскрыла его, углубляясь в чтение.
Поток комплиментов был настолько полноводным, что я едва продиралась через него, чтобы уловить смысл послания. На первый взгляд казалось, что молодой человек крайне восхищается Хильдегардой, вознося ее внешность и душевные качества. Правда, я бы на месте прежней хозяйки этого тела засомневалась в искренности воздыхателя. Все эти восхваления лично меня больше отпугивали и настораживали.
Но вскоре я поняла, что не все так просто с этим письмом. За кружевом бесконечных комплиментов угадывался четкий посыл – встретимся сегодня в полночь около места, о котором ты знаешь.
– Хельга, – позвала я служанку, которая уже перестала даже думать о том, чтобы плакать: она с любопытством читала вместе со мной, стараясь сделать вид, что совсем не смотрит. – Ты не замечала за мной странностей, когда я училась в Кёльбейне?
Хельга задумалась.
– Да нет… – начала она с уверенностью в голосе, но сразу оборвала себя и лишь спустя пару минут снова заговорила, выглядя при этом крайне удивленной: – А знаете, странности и в самом деле были, но я почему-то совсем не обращала на них внимания.
Хельга подскочила на ноги и принялась быстро расхаживать по комнате, убирая вещи, о которых вчера никто так и не вспомнил. Схватив одно из платьев, лежащее на крышке открытого сундука, она подняла на меня взгляд и замерла.
– Мы с вами всегда были близки. Вы росли на моих глазах. Немного робкая, добрая, милосердная, с большим сердцем и душой, вы были тихим ребенком. Я всегда думала, что вы верите мне, ведь в детстве вы всегда доверяли мне все свои секреты, – Хельга говорила, и я поняла, что ей очень сложно все это вспоминать. Она явно любила прежнюю Хильдегарду. Скорее всего, относилась как к любимой младшей сестре. – Но после того как мы прибыли в Кёльбейн, все изменилось. Нет, поначалу все было как раньше, а вот потом…
Хельга замолчала, задумываясь глубже. Я подождала с минуту, а потом поторопила ее:
– Потом?
– Я не понимаю, почему не замечала, но вы стали более замкнутой, уходили куда-то все время, стали сторониться меня. Если раньше мы вполне могли поговорить о чем-то по душам, то в Кёльбейне вы стали обращаться со мной как… с простой служанкой, – закончила шепотом пораженная Хельга.
– Когда вы вернулись в Асгрим, это изменилось? – спросила я, сжимая письма крепче. Теперь они казались мне зашифрованными посланиями. Неужели отец Хильдегарды ошибся и, вместо того чтобы уберечь от беды, лично толкнул в нее? Или у меня просто разыгралась паранойя?
– Нет, – глаза девушки наполнились слезами. – Я только сейчас это поняла. Все изменилось, когда вы потеряли память.
– Хватит плакать, – сказала строго, надеясь, что приказ подействует на Хельгу лучше, чем просьба. Нет, меня не раздражали ее слезы, просто толку сейчас плакать уже не было.
Изменения в Хильдегарде можно было бы снова списать на магию, вот только я знаю, что есть люди, способные вложить в голову любую мысль. И сделать это так, что человек и сам не заметит, как поменяет мнение о чем-либо. К тому же Хильдегарда была тогда молода, возможно, внушаема, так что заставить ее избегать по какой-то причине верную служанку можно было с легкостью. Неясно зачем.
А вот с тем, что сама Хельга ничего не замечала, не все так просто. Я уже успела убедиться, что это крайне любознательная и наблюдательная женщина, так что она просто обязана была отреагировать на столь резкое изменение поведения подопечной. Но не отреагировала. Почему?