До меня только теперь доходит, как это здорово, когда что-нибудь случается, дома ли, на работе, а без этого начинаешь зацикливаться черт знает на чем. Живя в Боснии, я бы не воспринимал отсутствие подруги как конец света, но здесь, в Крауч-Энде[38], воспринимаю. Чтобы тебя не сносило течением, нужно побольше балласта; нужно, чтобы вокруг были люди, чтобы что-нибудь происходило, иначе жизнь напоминает фильм, на съемки которого не хватило денег, и поэтому нет ни декораций, ни натурных съемок, ни второстепенных персонажей, и только какой-то малый пялится в камеру, и ему нечего делать и не с кем поговорить; ну и кто поверит в достоверность этого образа? Мне необходимо больше фактуры, больше суматохи, больше деталей, чтобы сегодня-завтра не полететь в тартарары.

Ровно через неделю после того, как ушла Лора, мне звонит женщина из Вуд-Грин[39] и говорит, что у нее есть синглы, которые, она думает, могли бы меня заинтересовать. Обычно я не связываюсь с такими предложениями, но она произносит какие-то слова об ограниченных изданиях, авторских конвертах и еще о чем-то в этом роде, и я понимаю, что речь идет не о полудюжине запиленных дисков Electric Light Orchestra, оставленных покинувшим родительское гнездо сыном.

Ее огромный дом кажется забредшим в Вуд-Грин из какой-то другой части Лондона, а она сама не слишком симпатичной. Ей под пятьдесят, лицо подозрительно загорелое и подтянутое; она одета в джинсы и футболку, но на джинсах, на том месте, где должно было бы фигурировать имя мистера Ранглера или мистера Леви, у нее фамилия какого-то итальянца, а спереди на футболке блестящими камешками вышит пацифик.

Она не улыбается мне, не предлагает чаю или кофе, не спрашивает, легко ли я нашел ее дом, несмотря на студеный проливной дождь, который всю дорогу застилал мне глаза. Она молча проводит меня из прихожей в кабинет, включает свет и показывает на синглы – несколько сотен их уложены в сделанные по заказу коробки на верхней полке стеллажа.

На стеллаже ни одной книги – только пластинки, компакт-диски, кассеты и дорогая аудиоаппаратура; на каждой кассете наклеечка с номером, что всегда служит признаком серьезного собирателя. У стены две гитары и компьютер, судя по всему способный при желании хозяина производить музыку.

Я взбираюсь на стул и начинаю снимать с полки коробки с синглами. Их семь или восемь; спуская коробки на пол, я стараюсь не заглядывать внутрь, но все же замечаю верхнюю пластинку в последней коробке: это тридцатилетней давности сингл Джеймса Брауна, записанный на King Records. Меня охватывает зуд нетерпения.

Приступив к подробному осмотру, скоро понимаю, что именно о таком улове я мечтал всю жизнь с тех самых пор, как начал коллекционировать записи. Тут и синглы The Beatles, выпущенные только для членов фан-клуба, и первые шесть синглов The Who, и первоиздания Элвиса начала шестидесятых, и уйма редких записей блюза и соул, и… вышедшая на «Эй энд Эм» «God Save the Queen» Sex Pistols! Да я в глаза не видел ни одной из этих пластинок! Я в глаза не видел никого, кто бы видел хотя бы одну из них! И… о нет-нет-нет, боже! – «You Left the Water Running»[40] Отиса Реддинга, который поступил в продажу через семь лет после его смерти и был немедленно отозван вдовой, утверждавшей, что она никогда не оставляла кран без нужды открытым…

– Что скажете? – Она стоит, прислонясь к косяку, со сложенными на груди руками, и улыбается, глядя на мою обалдевшую физиономию.

– Это лучшее собрание, какое я когда-либо видел.