Бабушка, словно желая излить все накопившееся у нее на сердце, вдруг заговорила быстрее:

– Ну, папе нужна была женщина, чтобы не спать в пустой постели. Потом, у мужчин есть некоторые желания, детка, физические потребности. Узнаешь, когда вырастешь. Ему нужна была жена, которая могла бы дать ему то, что давал ему его ангел. И Сара старалась, она была тебе хорошей матерью, ухаживала за тобой, любила тебя, относилась к тебе как к своей собственной дочери. Сара с радостью отдавала Люку свое тело, но не могла подарить той души, какая была у его ангела. Вот Люк и тоскует по женщине своей мечты. Он был раньше хорошим человеком, детка Хевен, хоть ты этому не веришь. О, в те дни, когда была жива твоя мама, он каждое утро садился в свой старенький пикап и ехал вниз, в Уиннерроу, где учился плотницкому делу – как строить дома и все такое. Люк приезжал домой, и все разговоры были о том, как он построит для нас новый дом внизу, в долине, как он будет там работать на земле, заведет коров, свиней, лошадей… Твой папа всегда любил живность. И сейчас любит, как и ты, детка Хевен. Это у тебя от него.

Мной овладели странные чувства, когда по возвращении домой бабушка извлекла из-под кучи всякого старья, коробок с нашей скудной и немудреной одеждой что-то завернутое в стеганое одеяло. Это оказался элегантный чемодан, каких здешние обитатели гор не могли себе позволить.

– Да, – тихо прошептала она, чтобы никто не проснулся и не стал свидетелем этого сугубо личного события. – Он принадлежал твоей маме. Я обещала ей, что передам тебе, когда придет время. Сегодня уж такая ночь, одно к одному… Смотри, девочка, смотри. Смотри, какая у тебя была мама.

Словно маму в каком-то сжатом виде можно было увидеть в этом чемодане!

Когда я заглянула внутрь, у меня перехватило дыхание.

Здесь лежали наикрасивейшие из тканей, которые я когда-либо видела. Даже в мечтах нельзя было представить, что существуют такие тонкие кружева… А на самом дне лежало нечто длинное, аккуратно завернутое в целую дюжину листов тонкой бумаги. Бабушка с напряжением вглядывалась в меня, словно хотела посмаковать мою реакцию.

В отсвете пламени печи передо мной предстала кукла. Кукла? Вот уж что я меньше всего ожидала увидеть здесь. Я смотрела на куклу с серебристо-золотистыми волосами, собранными в красивую высокую прическу. На головку надета украшенная драгоценными камнями шляпка с тонкой, как паутинка, длинной свадебной вуалью, ниспадающей на плечи. Лицо куклы было удивительно прелестным – с красиво изогнутыми губками, причем выступ под ложбинкой верхней губы точно соответствовал изгибу нижней. Длинное платье сшито из белой кружевной ткани, богато отделанной жемчужинками и бисером. Кукла-невеста… Вуаль, белые кружева… Даже белые туфельки были сделаны из кружев и атласа, а прозрачные чулочки крепились к крошечному пояску – как я заметила, мельком заглянув под юбочку.

– Это она, твоя мама. Ангел Люка, которую звали Ли, – произнесла шепотом бабушка. – Вот так она выглядела, когда вышла за твоего папу и приехала сюда. Когда она умирала, то последними были слова: «Отдайте, что я привезла с собой, моей девочке…» И вот я делаю это.

Да, она сделала это.

И, поступив так, изменила ход моей жизни.

Если Иисус почти две тысячи лет назад умер действительно за то, чтобы спасти людей от всего наихудшего в них самих, то в нашей местности спасение Ему не удалось. Исключение составляли воскресенья в промежутке с десяти до двенадцати утра. По крайней мере, я так считаю.