– На самом деле не получилось. Помада была у нее на зубах.

Мерсиморн пробормотала достаточно громко, чтобы это услышали все:

– Конечно, Августин, ты не мог этого не заметить.

А Августин добавил высоким, хорошо поставленным голосом:

– Да, я вспоминаю… Господи! Как летит время! Жуткое было дело. Ее прислали живую, и никто из нас, кроме тебя, ничего не мог сделать. Она принадлежала к первому поколению или ко второму?

– Второму, – ответил бог, – самое начало второго. Мы экспериментировали с Шестой установкой. Некоторые Дома были еще пусты.

– Нет, – вмешалась Мерсиморн, – установка уже работала, потому что Валанси и Анастасия уже были с нами.

Император щелкнул пальцами, как будто она запустила какую-то вспышку нейронов.

– Да, ты права. Мы все ее тогда встретили. Все шестнадцать… и она вела себя так, как будто ее на свадьбе приветствовала целая куча нудных кузенов. Я с трудом держал лицо. Когда вы видели ее в последний раз?

Вопрос прозвучал внезапно. Оба ликтора замолкли на мгновение, а потом тот, кого назвали Августином, ответил:

– Недавно. Десять лет назад. Я сказал, что она становится отшельницей, и она повела себя так, будто я полный идиот… но она была в добром расположении духа.

– Цитера очень хорошо умела создавать нужное впечатление, – сказала Мерсиморн.

– Тебе виднее, – рассеянно ответил Августин.

Этот диалог не успел развиться, потому что император надавил:

– А ты, Мерси?

Ты снова услышала скрежетание зубов. Потом святая радости сказала бесцветным голосом:

– Почти двадцать лет назад. Она слишком много смеялась.

Все трое замолчали, стоя на коленях у алтаря. Лежавшее перед ними тело уже не могло засмеяться. Августин спросил:

– А кто-нибудь помнит ее имя? Настоящее имя Дома? Оно вообще существовало?

– Гептан? – предположил император, но Августин не согласился.

– Нет, это Лавдей. Мы забыли! Очень странно. Кто вообще мог подумать, что такое можно забыть?

Мерсиморн встала. Заправила волосы за уши, открыв обманчиво безмятежное овальное лицо, и обошла алтарь. Завела руки за спину, будто боялась до чего-нибудь дотронуться. Посмотрела в мертвое лицо Цитеры с напряжением, которое по-своему было хуже нежности. Как будто она хотела чего-то от трупа, как будто могла добиться чего-то одной силой желания.

– Зовите ее Цитерой Гептан. Она хотела, чтобы ее так называли. Тогда это казалось мне невыносимым и мерзким, и сейчас мне это кажется невыносимым и мерзким, но она так говорила… Я только один раз видела, как она плакала, – добавила Мерси торопливо, – на следующий день. Когда мы объединили все наши исследования. Когда она стала ликтором. Я сказала, что альтернативы не будет, а она сказала…

Тут она осеклась. К счастью, она не посмотрела в твою сторону. Августин смотрел в пол, скромно скрестив руки, как будто пытался выразить уважение, а император смотрел на Мерси. Ты видела только его затылок и перламутровые листики вперемешку с детскими пальцами в волосах. Свечи бездумно освещали всех.

– И что же она сказала? – спросил он.

Ликтор какое-то время молчала. Потом кашлянула и ответила:

– Она сказала, что у нас был выбор. Что мы могли остановиться.

Князь Неумирающий спрятал лицо в ладони. Стилус выпал из его кармана и покатился по полированным черно-костяным плиткам. Впервые он походил на смертного. Человеческая сущность показалась – и исчезла, как будто пробежала тень.

Августин вдруг заметил невпопад:

– Чего же тут мерзкого? Я бы сказал, что ей повезло. «Ци-те-ра Лав-дей», очень легко произнести. В моем имени возникла бы аллитерация, которой я бы не вынес.