Ник же, отдавая должное мастерству поваров, не забывал следить за гостями и, убедившись, что каждый из них выпил не менее бокала вина, легко, словно продолжая только что прерванную беседу, произнес:

– В действительности же, друзья, Сорок Два – лишь часть глобальных проблем, которые у нас имеются.

Попытка перевести разговор на другую тему удалась.

Первым среагировал Хаммер:

– Ты говоришь о флоте, что скопился у нашей Станции?

– В том числе.

– Мы обсуждали его появление полтора месяца назад, – припомнил Бернстайн. – Ты сказал, что государства тупо играют мускулами и опасаться нечего.

– У тебя есть новые данные?

– Говорят, ты встречался с китайцами.

– И с китайцами тоже, – хладнокровно подтвердил Моратти. – А еще с индусами, европейцами и вудуистами. Со всеми, кто направил корабли в Баренцево море.

– И что?

Вместо ответа президент СБА откинулся на спинку стула и обвел гостей медленным взглядом. Сейчас, когда они, переключившись на Станцию, на время забыли о Сорок Два, можно позволить себе чуть больше театральности.

– На основании последних переговоров я могу с уверенностью сказать, что в случае невыполнения их условий государства пойдут на штурм.

– Черт!

Вытянувшиеся лица верхолазов продемонстрировали, что новость, мягко говоря, не обрадовала.

– Ты уверен?

– Более чем.

– Но почему?

– Государства рвутся к технологии.

– Они получат ее после запуска.

– Сначала ее получат корпорации.

– Не сначала, а одновременно. – Хаммер тяжело посмотрел на президента. – Какой у государств повод?

Объяснить жесткую позицию простым желанием заполучить новую энергию нельзя. Верхолазы, даже пребывающие в панике от действий Сорок Два, не потеряли способность думать и анализировать ситуацию. Штурм Станции, даже его угроза – это открытый вызов Анклавам, и для таких действий должна быть веская причина.

– Если я правильно понял, то вывод такой: победили паникеры, – объяснил Моратти. – Завеса тайны, которая окутывает строительство, заставляет государства нервничать, они боятся, что Мертв… что Кауфман создает глобальное оружие.

– Чушь!

– В свое время мы тоже так думали, – кисло заметил Бернстайн.

– До тех пор, пока наши эксперты не провели детальный анализ.

– У государств нет столь же умных ребят, какие есть у нас.

– Но ведь мы делились с ними результатами расчетов.

– Они не обязаны нам верить.

Доусон жестко посмотрел на Моратти:

– Что мы можем?

– Ничего.

Нечасто собравшиеся в «Эдельвейсе» толстосумы слышали столь категорический ответ. Ничего? Это они-то ничего не могут?!

– А если подумать?

– Если подумать, то даже меньше, чем ничего, – мрачно продолжил Ник. – Мы не в состоянии вести войну, наше положение обусловлено научным, а главное – экономическим превосходством над государствами. Мы контролировали экономику планеты, но сейчас Сорок Два сводит это преимущество на нет.

– Нас лихорадит, – буркнул Ван Перси.

– Называй вещи своими именами, дружище, – мы в кризисе, – зло усмехнулся Бернстайн.

– И политиканы решили вывернуть нам руки.

– Или добить.

– Ник прав: сейчас мы не сможем засунуть их в экономическую задницу по той простой причине, что сами в ней сидим.

– Можем.

– Но потеряем до черта.

– Больше, чем на Станции?

Моратти понимал – верхолазы считают, проводят предварительный анализ, пытаясь понять, что им выгоднее.

Хитрые москвичи добились того, что в Станцию вложились все независимые корпорации. Все планировали урвать жирный кусок, а многие выдали «Науком» и дополнительные займы, исчислявшиеся миллиардами юаней. Теперь же властители транснациональных монстров пытались сообразить, при каком развитии событий они потеряют больше.