Чагин:

«Если уж выбирать между молчанием и словом, то это либо молчание о слове, либо слово о молчании. Есть такая каста людей, они не слишком прячутся и для всех открыты, но редко кто идет к ним на разговор, так как слова у них редкие, чудные, глубокие, в старомодных сапогах, на высоких парусах. Никто не догадается, что у них на уме, и никто не разберет, что на языке. Слово – оно ведь скоморохом с бубенцами в карете катится, из дворца да по гульбищу, каждому позвенит, перед каждым покривляется. И пошла толпа зевак его повторять, на все лады склонять, себя потешать, дело нужное, веселое. А молчание – оно тоже здесь, в сером плаще с капюшоном, сквозь толпу продирается. Людей, что называется, посмотреть, да себя показать. Сколько пинков да подзатыльников оно от толпы видало, и все терпит. Но молчания в природе больше чем слова, уедь только подальше от гульбища, и вот оно – тут как тут, садится рядом с тобой на камень, и капюшон свой снимает. Тут с ним и поговорить можно, и этот разговор не чета слову звонкому, скоморошному. Так вот – те, кто умеют с молчанием не скучать и им напитываться – только они и могут говорить с этой самой немногословной кастой, которая и молчанию брат и человеку дядя. Дед Никлас – из таких, он – молчание во плоти, и разговаривать может только с тем, кто ему приглянется.»

Леонард:

«Как известно, все живое может пребывать лишь в двух состояниях: либо оно становится, либо умирает. Если ты не находишься в состоянии становления, внутреннего роста или перерождения, то ты умираешь. Пока ты все еще рождаешься, ты не можешь умереть. Я думаю, что секрет долголетия деда Никласа – как раз в этом. Говорят, что он может поднять над головой бревно в двести килограмм. Кто-то видел, как он катил в лесу камень размером с медведя. Вранье, конечно, а может и было лет пятьдесят назад, но думаю, что духовное перерождение омолаживает весь организм. К примеру, Сара, жена библейского Авраама, родила в девяносто лет. Там, думаю, была такая же вера в свое предназначение, как и у святой Жанны Французской. Не то что даже вера, а ясное знание своего предназначения. Возможно, дед Никлас знает точно, что жить ему – тысячу лет. Либо он питается какой-то тайной подземной энергией. Но, скоре всего, он во что-то превращается внутренне, духовно, как-то видит свою жизнь дальше по новому. Я его несколько раз встречал. Он производит впечатление занятого, отсутствующего старика. Он чем-то постоянно увлечен. Но преследовать его, разгадывать его загадку нельзя. И говорить он с нами не будет.»

– М-да, – сказал себе Хааст, прочтя эти записки. – Ну, я так примерно и думал. Что ж, будем держаться от этого старика подальше.

В офисе в этот день царило оживление – почтальон доставил приятные новости. Чагин и Леонард разглядывали фотографии их будущих домов и обсуждали скорый переезд; весь новый жилой комплекс в северной бухте был наконец достроен, оставалась внутренняя отделка, которая должна была быть завершена к весне. Вот уже три года экспедиционеры жили внизу, в рыбацком поселке, там им были выделены временные квартиры в неудобном, промышленном месте, по соседству с заводом по переработке рыбы. Обещанные еще до их переезда на остров личные дома все время откладывались из-за усилившегося потока новоприбывших, недостатка жилья и трудностей строительства. Более того, около года назад Леонард получил жесткую разнарядку – экспедиции выделяют только два дома на три семьи. Ситуация с жильем на острове сложилась нешуточная, всех уплотняли. Известие сильно расстроило троицу, а Леонарду предстояло решить, кто же останется без нового дома. Пришлось, как делается в таких случаях, прибегать к уставу и формальным критериям – приоритет получали старшие по званию и выслуге лет. Елена осталась без дома, а ведь ей он был необходим, как она сама полагала, более других. В последнее время астма, которой страдала ее дочь, начала ухудшаться, чему, видимо, способствовал загрязненный воздух их рабочего квартала. Да и контингент подростков в этом районе оставлял желать лучшего, и Елена боялась, что дочь может попасть тут в плохую компанию. Северная бухта была местной курортной зоной – там теплое течение протекало прямо вдоль побережья, и климат был теплее и мягче, а воздух чище, чем в других частях острова. Однако и старенькой матери Чагина был необходим такой климат, а Леонард не пожелал отказаться от комфортабельного жилья прямо возле тех мест, где они с женой ныряли летом с аквалангами. Леонард планировал снять офис для экспедиции недалеко от их нового жилья, но Елене было бы слишком долго туда добираться, поэтому решено было перенести офис на полпути между рыбацким поселком и северной бухтой.