– Весь в делах, – зевнула Ариадна. – Строит флот, сочиняет законы, воюет с пиратами, затевает шашни с владыками Египта. И не замечает того, что творится у него под самым носом. Ничего не поделаешь, годы берут свое.

Да и детки проблем подбрасывают, подумал я. Доконают они в конце концов старика… Кстати, а что это такое творится у него под самым носом? Интриги? Кровосмешение? Казнокрадство? Непонятно…

– Говорят, что Астерий весьма силен? – я исподволь вернулся к прежней теме.

– Боги наградили его всеми доблестями, присущими воину: силой, быстротой, выносливостью, неукротимостью. Здесь, на Крите, ему нет равных ни в борьбе, ни в кулачном бою, ни в поединке на мечах, ни в гонке колесниц.

– Почему же он не сыскал себе лавров, достойных Ахилла или Диомеда, а сидит взаперти?

Сказав это, я прикусил язык. Троянской войной еще и не пахло, а Гомеру предстояло родиться лишь пять веков спустя (если, конечно, люди еще будут рождаться в ту пору). Однако Ариадна, у которой совсем другое было на уме, моего промаха не заметила.

– Спросишь у него сам. Такая возможность тебе скоро представится, – может, мне и показалось, но в ее голосе прозвучало что-то похожее на злорадство.

– А ты ничем не поможешь мне? – В душе еще теплилась надежда, что Ариадна вдруг опомнится и, согласно каноническому тексту легенды, проявит искреннее участие к моей дальнейшей судьбе.

– Словечко, может быть, и замолвлю, – не очень искренне пообещала она. – А теперь уходи. Меня клонит ко сну. Это была наша последняя ночь, афинянин. Если нам не суждено больше встретиться, то прощай. Положись на милость богов.

– А как же обещанный тебе гимн? Он уже почти готов. Осталось дописать пару строк и подобрать соответствующую мелодию, – похоже, я уподобился тому самому утопающему, который из всех возможных средств спасения выбрал соломинку.

– Останешься жив – споешь его какой-нибудь другой бабенке.

Вот вам и влюбчивая, нежная Ариадна! Сучка она похотливая – и больше никто. Уличная девка! Да еще с каменным сердцем. Не завидую ее будущему супругу, если такой дурак когда-нибудь найдется. Она ему не только с быком, а даже с крокодилом рога наставит. Превзойдет свою прославленную в скабрезных анекдотах мамочку по всем статьям.

Еще целых десять суток я пребывал в полной изоляции. Можно было подумать, что про меня опять забыли. Один только молчаливый эфиоп наведывался регулярно.

Вынужденное безделье и обильная пища губили меня. Стал округляться живот. Привыкшие к труду руки висели плетьми. Терзала изжога. Расстроился сон. Ночами я долго не мог заснуть, а заснув – мучился кошмарами.

Любой другой античный герой, призвав на помощь благоволящих к нему богов, давно бы вырвался на свободу и сейчас крушил бы дворец в поисках достойных противников. Но я не герой. Я обыкновенный среднестатистический человек и верю не в богов, а в суровую реальность, которая подсказывает мне, что выбраться отсюда без посторонней помощи невозможно.

Сами посудите – стены, воздвигнутые из каменных монолитов, способны выдержать удар тарана, в узкие, расположенные под самым потолком окна разве что кошка пролезет, а тяжелые бронзовые двери открываются исключительно ради того, чтобы пропустить внутрь моего чернокожего кормильца (и когда это происходит, я вижу за его спиной обнаженные мечи и секиры стражи).

Но недаром говорят, что мельницы богов мелют медленно, да верно. В конце концов наступила ночь – одиннадцатая по счету после расставания с Ариадной, – в ходе которой должна была решиться не только моя участь, но и дальнейшая судьба человечества в целом (уж простите за высокопарность).