Просторная прямоугольная комната, белый сводчатый потолок, стандартная люстра на три рожка, длинный письменный стол, плотно заваленный различными документами, высоченные стеллажи с книгами и толстыми картонными папками, портрет Сталина «с трубкой» на стене, старенький чёрный рояль в дальнем углу.

«За прошедшие почти одиннадцать с половиной лет здесь практически ничего не изменилось», – мысленно усмехнувшись, отметил Ник. – «Включая, в том числе, и приметную внешность хозяина кабинета. Всё такой же крупный, чуть сутулый мужчина с красивым породистым лицом вальяжного и сытого барина. Глаза, впрочем, явно выбиваются из этого образа: живые, выпуклые, блестящие, с лукавой «искоркой». Седины в шикарной шевелюре прибавилось? Ну, если только чуть-чуть…».

– Здравия желаю, Вольф Григорьевич, – поздоровался Ник.

– И вам не болеть, товарищ Иванов, – приветливо откликнулся из кожаного антикварного кресла, располагавшегося в дальнем торце письменного стола, Мессинг. – О, уже полковник. Поздравляю…. Вам, кстати, очень идёт офицерская форма. Стройнит, так сказать.

– Спасибо.

– Да вы, Никита Андреевич, садитесь. В ногах, как известно, правды нет. Поближе ко мне. Ещё ближе…

– Спасибо, – осторожно присаживаясь на колченогий стул и снимая с головы фуражку, вежливо поблагодарил Ник.

– Не за что, – мимолётно улыбнулся хозяин кабинета. – Чай? Кофе? – нажал длинным бледным пальцем на светло-розовую кнопку, встроенную в угол столешницы и, коротко кивнув головой вошедшему моложавому капитану, велел: – Стакан крепкого сладкого чая для полковника, пожалуйста…. Ну, рассказывайте, рассказывайте, Никита Андреевич. Где и как служили? Что с личной жизнью?

– С февраля 1941-го был прикомандирован в распоряжение Георгия Константиновича Жукова. Прошёл с ним всю войну – в качестве адъютанта и помощника. Потом, с ним же, был переведён – через Одессу – в Уральский военный округ.

– Значит, в Свердловске квартируете?

– Так точно. Что же касается личной жизни…. Жена умерла во время тяжёлых родов, два с половиной года назад.

– Сочувствую…. А что с ребёнком?

– Жив, – облегчённо выдохнул Ник. – Вопреки пророчеству чукотского шамана Афони, родилась здоровая девочка. Три килограмма шестьсот пятьдесят грамм. Назвал – Татьяной. Нанял пожилую няню – из отставников службы НКВД. Такая история.

– Понятно…

В комнате вновь появился молодцеватый капитан и, сгрузив с прямоугольного подноса на столешницу стакан с чаем в серебряном подстаканнике и фарфоровое блюдечко с сушками, покрытыми чёрными зёрнышками мака, удалился.

– Угощайтесь, полковник, – предложил Мессинг.

– Спасибо, – Ник глотнул чая, задумчиво похрустел сушкой, а после этого предположил: – Значит, пришло время начинать операцию «Гвардейская кавалерия», о которой мы с вами говорили в этом кабинете более одиннадцати лет тому назад?

– Безусловно, пришло.

– Извините, но откуда взялось такое…м-м-м, экзотическое название? Мол, «Гвардейская кавалерия»?

– Просто стихотворение такое есть, – слегка засмущался Вольф Григорьевич. – Нет, не моё. Случайно залетевшее, так сказать, из других Времён.

– Я понимаю…. Может, ознакомите?

– Хорошо, зачту два последних куплета. Итак…

Друг мой, просыпайся, уже стража колотит в двери.
Да, пришло время казни, просыпайся и не ворчи.
Помощь – не за горами, и я в нашу победу верю.
Гвардейская кавалерия – копытами – где-то стучит…
Только в эту сентенцию глупую верю я.
Громкий стук разрывает картинку из призрачных слов…
Это просто спешит к нам на помощь – Гвардейская кавалерия,
Из-за синих – покрытых местами цветами – холмов…