– Простите, сударь, господ пассажиров не ждут на палубе «А», – сказал строгий мужской голос.

– По интеркому меня только что вызвали в капитану, – объяснил Осетр.

– Назовите ваше имя, пожалуйста!

Осетр представился.

Через мгновение пол под ногами чуть дрогнул и тут же замер. Несколько секунд ничего не происходило, но вот стена-дверь исчезла, открывая доступ в коридор.

Рядом с лифтом стоял вахтенный. Выражение физиономии его было откровенно вопросительным.

– Пассажир Остромир Приданников, – сказал Осетр. – Меня вызвали к капитану.

– Попрошу подождать. – Вахтенный, не сводя глаз с гостя, буркнул что-то в висящую возле рта скобку микрофона.

На правом ухе у него висел наушник.

Прошло несколько мгновений, и вахтенный вытянулся, будто перед ним внезапно возник начальник:

– Слушаюсь!

Он повернулся к Осетру:

– Следуйте за мной, пожалуйста!

«По крайней мере арестовывать меня вроде бы не собираются», – почему-то подумал Осетр.

Мысль об аресте была, конечно, дикой, но для чего еще могут вызвать отпускника к капитану транссистемника, на котором оный отпускник летит?.. Только в одном случае – оный отпускник объявлен в общегосударственный розыск (слава богу, если ошибочно!), и велено его немедленно арестовать, где бы он ни находился…

Осетр и сам понимал, что это ерунда, но дурное предчувствие почему-то не покидало его сердце. Бывает иногда такое – вроде бы и ни совершил ничего предосудительного, а глухая непонятная вина живет и живет в душе, незваная и тяжело переносимая…

Он двинулся следом за вахтенным, теряясь в догадках.

Впрочем, у вызова к капитану могла быть и иная причина – если кто-то из пассажиров нажаловался на кадета-«росомаху» Приданникова за неприличное поведение. В принципе давешняя зеленоволосая вполне могла. Судя по повадкам, дамочка была не из простонародья и не из шибко умных – такие вполне могут начать качать права. А на судне во время рейса капитан – это всё. И судья, и прокурор, и адвокат. Да и палач, к слову…

Вахтенный провел Осетра мимо череды затянутых перепонками люков, которые любой штатский ничтоже сумняшеся назвал бы словом «двери». Над этими самыми «дверями» красовались триконки с ничего не говорящими аббревиатурами. Глядя на эти триконки, Осетр быстро успокоился. Некоторые аббревиатуры могли вызвать улыбку.

«УХО», например. Или «ССУ»… Первое, наверное, – Управляющий Хозяйственным Отделом. Командир горничных, стюардов и смотрителей за автоматическими уборщиками… А второе – Система какого-то Управления… Стратегического, к примеру… Ага, на гражданском судне… Скорее уж – Специального…

Возле люка с триконкой «КОК» вахтенный остановился.

«КОК? – удивился Осетр. – Капитан Очень Крут?..»

– Вам сюда! – сказал вахтенный, кивая на люк.

Перепонка заколебалась и исчезла, недвусмысленно приглашая гостя зайти внутрь. Осетр беспомощно глянул на вахтенного и шагнул вперед.

Неведомый «КОК» оказался не слишком большим. Вместо трех стен тут были видеопласты, которые с первого взгляда можно было принять за большие окна. А со второго становилось ясно, что окна эти открываются вовсе не в забортное пространство – они показывали помещения судна: коридоры, по которым топали в свои каюты пассажиры, спешащие подготовиться к новому прыжку; кают-компании с непривычно пустыми столами; какие-то рубки, заполненные аппаратурой неизвестного назначения. На одном из видеопластов Осетр увидел собственную физиономию. Изображение было неживым, и сразу становилось ясно, что это документ.

Перед экранами висели виртуальные клавы, за некоторыми сидели люди в серой форме и с погонами на плечах.