Пока Марго обслуживала клиенток, я рассматривала полки стеллажей, уставленные склянками с ароматным содержимым: душистыми мылами, эфирными маслами и прочими милыми женскому сердцу вещицами. Среди склянок я отыскала вытяжку из сирени и, чуть приоткрыв флакон, припала к нему, закрывая глаза и мысленно уносясь в ту весну и тот май. Сирень я любила больше прочих ароматов Марго, но любовь эта была тайной, только моей. Я редко душилась сиренью «на выход», как будто боялась, что воспоминания мои кто-нибудь подслушает.

Наконец, покупательницы ушли, не пряча улыбок и сжимая в руках свертки с покупками – уйти от Марго без ароматной обновки и хорошего настроения было невозможно, поскольку она умела достучаться до каждой женщины, угадывая, что она именно сейчас хочет. Хозяйка лавки сама закрыла за ними, вывесив за дверь табличку «Обѣдъ», повернула щеколду, опустила портьеры и потом только вернулась, сходу целуя меня в обе щеки:

— Лиди, дорогуша, давненько ты не заходила, я успела уже соскучиться, - она привычно перешла на французский.

— Я тоже скучала, - улыбнулась я, и тут мой взгляд упал на номер «Московского телеграфа», лежащий на прилавке и раскрытый как раз на той заметке, что читала я утром. – Видела уже? Что думаешь?

Марго повела бровью и, взяв газету, небрежно убрала ее куда-то с глаз, ответив лишь:

— Думать это твоя забота, дорогуша, я всего лишь торговка душистой водицей.

— Ты торговка драгоценной водицей, - вполне искренне возразила я, заметив, однако, что настроение у нее сегодня неважное. Возможно, и правда из-за статьи.

Мои последние слова, разумеется, сработали: более всего Марго любила, когда люди проявляют уважение к духам. Вот и сейчас она мгновенно оживилась, чуточку повеселела и потянулась к одной из полок, заговорив с придыханием:

— Тебе невероятно повезло: ох, что я тебе сейчас покажу… Эме Герлен[2]. Только вчера привезли! - Марго уронила капельку золотой жидкости мне на запястье и припала к нему сама с горящими от предвкушения глазами. – Ты посмотри только, какая восхитительная лаванда… и трава… много свежескошенной травы! Я будто опять попала в Венсенский лес – там, возле, озера Гравель, есть чудное местечко. Ах, как я любила бывать там в юности… ты помнишь озеро Гравель, Лиди?

— Смутно, - неловко улыбнулась я, – я была совсем ребенком, когда пришлось уехать из Парижа.

Мне тоже хотелось пусть и мысленно попасть сейчас на то озеро, о котором грезила Марго, но мысли мои были слишком заняты – не стоит и пытаться.

— Ну? Как? – не вытерпев, потребовала ответа Марго. – Тебе хоть нравится? Показать еще что-то, или… - она снова неопределенно повела бровью.

Впрочем, я ее отлично поняла и холодновато ответила:

— Или.

Марго тяжело вздохнула, убирая духи обратно на полку:

— Ладно, давай работать…

Она сняла блокнот с закрепленного на поясе шатлена, по-домашнему подперла щеку рукою и, облокотившись о прилавок, приготовилась записывать. Я тоже села, не спеша стянула перчатки. Напряженно глядя перед собою, стала диктовать:

— В Петербург Шувалову. Сообщаю, что по вашему заданию никаких новостей нет. Сорокин себя не обнаружил. По-прежнему есть основания полагать, что Сорокин находится в Москве инкогнито, под чужим именем. На сегодняшний день подозреваемых трое…

— Трое? – Марго оторвалась от письма. - В прошлый раз было двое.

— А теперь трое, - хладнокровно подтвердила я.

Я сама чувствовала, что число «подозреваемых» растет у меня как на дрожжах: если в следующий раз я сообщу, что их уже четверо, то, верно, Платон Алексеевич решит, что я не справилась, что совершенно не подхожу для этой работы, и отзовет меня в Петербург.