Эвита с криком отпрянула, тряся кистью, которая горела, словно обожженная. На подушечках пальцев пульсировал болью магический след.

— Это смирительный ошейник, — угодливо подсказал принц, посмеиваясь и пряча шнурок под одежду. — Когда король упокоился, королева решила, что власть должна принадлежать ей. Именно тогда и началось истребление магически одаренных людей. Естественно, я не мог присягнуть на верность королеве. Не хотел.

— И тогда…

— Тогда она решила меня заставить. По ее велению меня пытали — хотели заставить дать слово, присягнуть на верность. Я долго провел в застенках. Очень долго.

— Боже…

— Но и пытками они из меня клятвы верности не выбили. Я почти отдал небу душу, но им не удалось заставить меня произнести клятву верности. Калечить меня у королевы планов не было. Я нужен был ей живой и сильный. Тогда она и прибегла к средству, которое ненавидела всем сердцем: к магии. Два узелка на ошейнике. Первый — заставляет меня драться за королеву. Второй — не дает мне ее убить. Все просто.

— Есть ли хоть что-то святое в душе этого монстра?! — вскричала потрясенная Эвита. — Пытать собственного сына!..

— Нету, — сухо ответил принц. — Не пытайтесь разглядеть свет там, где чернильно черно.

«О, ужас! — подумала Эвита, содрогаясь. Сердце ее рвалось от жалости, на глаза навернулись слезы. — Нацепила на него эту удавку! Сколько же боли он перенес, сопротивляясь? Этот шнурок душил, жег и мучил его при каждой попытке воспротивиться. А этот упрямец наверняка сопротивлялся долго. Недели, месяцы, наполненные болью и яростью… Самый могущественный человек в Королевствах, самый сильный, гордый, он сидит на веревке у ноги своей жестокой и порочной матери. Какое унижение! Что удивляться, что он жесток и груб? Побоями можно вырастить и воспитать только монстра. И все же, в его душе еще осталось место состраданию и милосердию!»

— Мне очень, очень жаль, — произнесла Эвита, изо всех сил стараясь, чтоб ее голос звучал как можно мягче и искреннее. — Простите, что я дразнила вас! Мне так стыдно за свои слова! Я не знала… действительно, даже не подозревала, что вы…

Принц отпрыгнул от нее, словно ожегшись.

В его черных глазах сияло безумие.

— Ни слова больше! — прохрипел он, словно шнурок вдруг сдавил его гордо до тяжелого удушья.

— Но я всего лишь хотела сказать, — растерянно и убито пробормотала Эвита, шагнув к нему, — что мне искренне жаль вас! Я не хочу причинять вам боль, как это делают другие. Правда, не хочу. Вы достойны уважения, а не жестокости и не унижения.

— Мне не нужна твоя жалость! — взревел принц. — Пожалей-ка лучше себя, ведь это твоя участь не завидна!

— Я не верю, что вы причините мне вред, — храбро ответила Эвита, подступив к разъяренному принцу вплотную и глядя в его глаза. — Вы пугаете меня и хотите казаться злодеем в моих глазах, но это не так. Иначе вы бы не спасали меня, рискуя собственной жизнью.

В них были боль, злоба и стыд.

— Из вас лепят чудовище, — произнесла девушка. — Заставляют быть цепным свирепым псом. Но вы не такой. Теперь я это точно знаю.

— Ты ничего обо мне не знаешь! — рыкнул принц. — Ласковых щенков не сажают на привязь!

— Зато сажают гордых львов, — ответила Эвита. — Чтобы хвастаться своей добычей. Так?

Принц взревел, занес руку для удара… но не ударил.

А Эвита даже не моргнула, хотя удар, грозивший обрушиться на нее, должен был быть чудовищным.

— Ну? — произнесла она, видя, как подрагивает занесенная ладонь принца. — Что же вы? Бейте.

— Не смей дразнить меня! — прохрипел принц исступленно. — И терпения моего не испытывай! Оно может кончиться!