– Нет, нет, мне только аристократов кормить, потому у меня парадные обеды.
– Однако ведь в простые, не гостиные дни сами что-нибудь кушаете…
– В простые дни у нас разносолов нет. Щи, каша, солонина либо студень…
– Людской стол-с? Понимаем-с… Но ведь и в людской стол можно художество пустить. Возьмем студень – то же заливное… Сейчас мы его с огарком внутри, чтоб огонь горел. Про генерала Кувалдина слыхали? Предводителем в Балабаеве был… От моих щей с головизной дух испустил. До того кушали, что тут же за столом после четвертой тарелки… Вот оно что, вкус-то… А, кажись, простые щи.
– Ты квас-то делать умеешь ли? Вот я квас люблю… – задал вопрос купец.
– Насчет квасу недоразумение… Вот ежели бараний бок с кашей желаете…
– Что про это толковать! Это пустое дело. Главное – аристократическая еда чтоб была у нас в порядке. Я с генералами и графами больше знакомство вожу. Ты суп-то из разного зверя мастеришь ли?
– То есть как это? – недоумевал повар.
– Ну, чтоб не говяжий, а, там, из непоказанной твари. К примеру, из черепахи…
– А-ля тортю? В лучшем виде. Пюре из дичи, пюре из спаржи – все могу.
– Рога у козы золотить можешь, ежели на жаркое?..
– Букеты цветов из кореньев делаю, а вы про козьи рога!.. Козьи рога золотить – нам все равно что плюнуть. У князя Галицкого медвежью голову раз фаршировали…
– Ну, вот и мне на первый же парадный обед голову зафаршируй.
– А медведя где возьмем? По аристократическому положению медведя, сударь, надо вам самому на охоте застрелить и уж потом…
– В курятном ряду застрелим.
– Это медведя-то? Нет, сударь, медвежьи головы в курятном ряду не продаются, – покачал головой повар. – Так медвежатину подать – окороком, то мы из свинины переделать можем в лучшем виде, а головы не подашь.
– Из свинятины медвежатину? – переспросил купец.
– Да-с… Имитасьон. В графских домах таким же порядком морочим. К этому нам не привыкать стать. Черепаховый суп тоже имитасьон. Черепаха у нас из телячьих головок при кайенском перце и на мадере делается.
– Ах, шут гороховый! – захохотал купец и упер руки в боки. – Эдак ты, пожалуй, в посту и карася можешь превратить в порося!
– Чего вы сумлеваетесь? Превращали. У графа Ахлобыстьева архирей обедал, так мы индейку в котлеты из судачиного тельного преобразовывали, сладкое мясо в налимьи молоки для соуса трафили.
– Когда ж ты пробу своего художества можешь показать?
– А хоть завтра, ежели благоугодно будет.
– И порося в карася превратишь?
– В лучшем виде. Извольте гостей звать.
– Ну ладно. Тогда я вот что… Я тоже в пятницу протопопа нашего позову и игуменью Улиту, что вот теперь за сбором сюда приехала и мается. Как тебя кликать-то?
– Денисом.
– Ну, это тоже хорошо, что не Иваном. А то Иванов как собак нерезаных.
– А ты мне, Денисушка, дашь постряпать у себя в кухне, ежели в будние дни? Очень уж я люблю сама пироги загибать, – ввязалась в разговор жена купца.
– Тебе что сказано? – строго спросил ее купец. – Не можешь помолчать?
– Первый раз, первый раз всего… – оправдывалась жена.
– Ну, то-то. Так сколько же, Денис, тебе жалованья? – спросил купец повара.
– Дайте прежде у вас на кухне отличиться, а там уж и разговор о жалованье будет, – отвечал повар.
– Люблю за это! – ударил его купец по плечу. – Поди к нашему артельщику и выпей. – Сейчас я тебе пару пива пришлю.
Повар поклонился и вышел из кабинета.
Ночной извозчик
У входа в Демидов сад, на Офицерской, стоит целый ряд извозчичьих линеек, приткнувшись задками к тротуару. На линейках сидят извозчики. Некоторые стоят около лошадей. Тут же бродит саечник с лотком саек, яиц, рубца и печенки, гуляет сбитенщик, покрикивая: «Кого угощать?» Торговля идет успешно. Городовой около и дружески разговаривает с извозчиками. Майская ночь. Разъезд из Демидова сада еще не вполне начался, но все-таки из подъезда время от времени кой-кто выходит.