Стало ясно: не уступит. Здешние мужчины подвинуты на своих обязанностях и воевать считают за честь. Некая кавалерист-девица вынуждена была скрывать свой пол. А тут – не скроешь. Но что-то есть в представителях сильной половины привлекательное. То, что утратили их потомки.

– Тогда я буду сестрой милосердия, – нашла выход девушка.

– Кем? – не понял Раковский.

– Ухаживать за ранеными. У нас этим занимаются женщины.

– У вас… Ах да, – чем дальше, тем больше Арсений начинал верить, будто Юлия и вправду перенеслась из будущего. Мало ли какие чудеса Божьей милостью могут случиться на свете! Неисповедимы пути Его… Не похожа она на всех виденных им – весьма многочисленных – дам. – Всё равно. Что скажут: девушка одна, среди посторонних мужчин.

– Мне безразлично.

– Мне – нет. Раз уж я принял малое участие в твоей судьбе…

– И теперь решил больше не принимать… – без вопросительной интонации продолжила девушка.

– Напротив, Юлия Михайловна. Я понимаю, это не совсем благородно с моей стороны, но…

Ух, в атаки ходить куда легче. Здесь же правильнее – с обрыва в ледяную воду. И словно перед прыжком, Арсений набрал воздуха:

– Я прошу руки и сердца. Свадьбу можем сыграть сейчас, после войны… Что поделать, если без тебя не могу жить?..

Слов было еще много, они обрушивались на девушку водопадом, кружили голову, и вдруг захотелось, чтобы им не было конца.

– Я не прошу немедленного ответа, только… – Раковский резко умолк.

Он пытался прочитать решение судьбы в девичьих глазах, только Юлия упорно отводила взгляд.

Некстати вспомнился разговор с дядей. Не родилась еще моя невеста…

Молчание затягивалось, стало нестерпимым. Что-то упало на щеку, и Раковский машинально отметил: первая снежинка.

– Да…

Бивачный дым плыл по-над землей, смешиваясь с утренним туманом. Воздух горчил и стылыми пальцами забирался за пазуху.

Поручик Льгов потянулся и сбросил рубашку на растяжку палатки.

– Архип!

– Тута я, вашбродь!

– Давай!

Денщик с размаха плеснул из ведра ледяной днепровской водицей.

– Вот чертяка! – крякнул поручик. – Опять штаны залил!

– Виноват, вашбродь! Сейчас сухие принесу.

– А ну тебя! Некогда! Полотенце лучше неси!

Алексей Алексеевич стряхнул воду с усов и принялся растираться жестким, как дерюга, полотенцем. Накинул свежую рубашку, застегнулся, заправил в белые лосины. Принял из рук Архипа черный с серебряным позументом и синими отворотами мундир, накинул на плечи. Наслаждаясь утренней свежестью, зашагал на летовище, где застыли, словно пришедшие из сказок Змеи Горынычи, громоздкие и вместе с тем ажурные махолеты.

Несмотря на скудость утреннего солнца, команды, вкупе с мастеровыми, уже трудились не покладая рук. Махолет, он капризный, как конь арабских кровей. Чуть недоглядел – и живота лишился. Солдаты мазали оси жиром, подтягивали крепления, прощупывали каждый вершок крыльев, сделанных из натянутой на тонкий дубовый каркас тончайшей, пропитанной маслом, кожи.

Завидев командира, служивые вытягивались «во фрунт».

– Вольно, вольно, братцы, – на ходу бросал Льгов.

Вмешиваться в ежедневное обслуживание он не собирался. Капралы и унтера проследят, неожиданностей быть не может. Не было еще случая, чтобы его «крыло», хоть на учениях, хоть в бою, не оправдало чаяния поручика.

– Здравия желаем, ваше благородие! – рявкнул рыжий, как лисовин, унтер Портков, бросая ветошь на траву.

Расчет командирского махолета построился рядом с ним, пожирая глазами поручика. Рядовые Акимов, Ильин и капрал Славкин.

– Здорово, молодцы! Вольно. По распорядку.