– То я, Федос! – услышали они из-за двери.

Лицо Щуся было перемазано сажей. Он стирал ее рукавом. Голос его звучал возбужденно и радостно:

– Собранию устроилы? Лучше гляньте в викно!

Антони отодвинул занавеску на окне. Далеко в степи виднелся разгорающийся огонь.

– Все! Я начав революцию! – торжественно произнес Федос. – Пану Данилевскому скирду сина пидпалыв… Надо ж когдась начинать. От я й начав!

– И напрямую сюда, к нам? – спросил Антони сердито и не без ехидства.

– А шоб вы тоже порадовалысь, – уже растерянно ответил Щусь.

– Ну, р-революционеры! – покачал головой Антони. – С вами и до петли недалеко… Так вот! Самодеятельность прекратить! – жестко добавил он. – Быстренько по домам! И не по улице, а огородами…

На выходе он придержал Нестора:

– Револьвер с вами?

– Не…

– Принесите, отдайте!.. Куда торопитесь? Надо ждать! Готовиться и ждать! А придет час, сам позову!

– Револьвер не отдам, – опустив голову, тихо, но упрямо сказал Нестор. – А слухаться буду.

Оставшись одни, Семенюта и Антони некоторое время смотрели друг на друга.

– Не останови их во время, заварят они кашу! – вздохнул Вольдемар.

– А разве не ты им говорыв, шо революции делаются молодыми, горячими и безумными людьми? – спросил Андрей. – Так это они и есть: молодые и горячие.

– Да. Это так.

Они вновь подошли к окну. Скирда уже разгорелась вовсю. Степь вдали освещалась багровыми сполохами.

– Но ведь это глупо, – сказал Антони. – Я имею в виду – жечь сено, корм скоту.

– Да, глупо! Но это они пока только зубки точат, – усмехнулся Семенюта. – И их уже не остановить.

– Что ты предлагаешь? – не оборачиваясь, спросил Антони.

– Не знаю, – произнес Семенюта и затем добавил: – В одном ты прав: нужно оружие. Значит, нужны деньги. Много денег.

– Экспроприация?

– Да.

– Только, пожалуйста, аккуратно и без крови.

Он все еще смотрел через окно в ночь, туда, где полыхало сено.

– А все-таки огонь – это прекрасно, – скорее себе, чем Семенюте, восторженно сказал Антони.

Догорал костер в заброшенной кузне. Махно и его товарищи, растирая в руках пепел, мазали им лица. Это занятие веселило их и заставляло забыть о подстерегающих опасностях.

– Пойдем краем села, шоб ни на кого не напороться. – Махно оглядел товарищей. – Со мною – Федос и Калаш… Лепетченки – в дозоре, коло хаты. В случае чого – свист!..

– Надо б маскы, Нестор, – посоветовал Федос, намазывая сажей уши. – Я в якийсь книжки читав. З маской лучшее. Сделав дело, сняв маску, выйшов на улицу – и ты як все. А если с черными мордами пиймають…

– Согласный, – кивнул Нестор. – Но откладывать не будем. А до следующего раза Омельянова Катерына маскы пошье.

И тут из-за угла донесся тонкий голосок Насти:

– Я можу пошить. Я вмию. У мене иголка есть, и ныткы. Тилькы материи дайте и нарисуйте, яки воны, ци маскы…

– От зараза, – покрутил головой Махно. Но по оскаленным зубам было видно, что он доволен. – От неи никуды не динешься… И як пройшла? Тыхенько, прямо як кошенятко.

– Ни к чему нам девка, – нахмурился Федос.

– Вона не предасть, – уверенно сказал Нестор, а затем обратился к Насте: – Ты, Настена, иды додому! Не вздумай за нами…

– Та шо я, дурна? Не понимаю, шо вы вбывать когось идете.

– Ты такы дурна, Настя! Мы до дида Сироклына за грушами!

Нестор вынул из-за пазухи револьвер и засунул его под ремень брюк.

Дождавшись ночи, они двинулись по окраинам села. И если видели вдали позднего прохожего, сворачивали в глухие закоулки, прятались в тени.

Шли молча. Каждого тяготила мысль о неизвестном.

Свернули к центру села. Здесь крыши богатых домов своими острыми углами чуть выделялись на фоне звездного неба и возвышались над крытыми соломой хатками. И еще богатые дома светились большими окнами.