Они вышли на порог. Мать обняла Нестора, перекрестила его. И он исчез в предрассветной мгле…

…Немецкая колония Ноендорф понравилась Нестору своей ухоженностью, чистотой и ничем не объяснимой приветливостью. Правильные улицы, правильные дома из жженого красного кирпича, с хозяйственными строениями под общей с домом черепичной крышей. Крашеные ставни с сердечками. Аккуратные дворики. Типичное сообщество меннонитов в приазовских степях.

И работу он нашел сразу. Первый же встреченный житель колонии, солидный немец с тяжелой золотой цепочкой на груди и пенковой трубкой в зубах, внимательно оглядев его, спросил:

– Ищешь работу, симпатише юнге?

– Ищу.

– Что умеешь?

– А все, – не моргнув глазом, ответил Нестор.

Немец с сомнением смерил взглядом Нестора, сказал:

– Гут! Будешь делать все… все, что я скажу!


Нестор ведрами таскал теплое пойло в скотный сарай. Рубил хворост на топку для летней печи. Собирал в ведро на улице кизяк. Чистил коровник. Носил навоз в компостные ямы и утаптывал его босыми ногами.

И так изо дня в день.

На лице его не просыхал грязный пот. И оттого на исхудавшем лице стали еще больше выделяться глаза, горящие взрослой ненавистью.

Через две недели Нестор пришел к хозяину попросить немного денег.

Хозяин неторопливо закурил трубку, положил перед собой счеты и стал сосредоточенно щелкать костяшками. Перед ним лежали бумажные коричневые рубли, медные и серебряные монеты.

– Проспал два раз… – Хозяин отложил из кучки монет два гривенника. – Мешанку плохо мешать. Болел поросят… – Отодвинул в сторону еще гривенник. – Все уменьшалась и уменьшалась кучка монет – доля Нестора. Рубли пока оставались на месте. – Выражал нехороший слово… два… нет, три раз…

Нестор схватил со стола всю стопку денег, приготовленную для него, но таявшую на глазах, и выскочил во двор. Кинулся за хозяйственные постройки. Уперся в забор. Ударил по нему так, что штакетины разлетелись в стороны. Его рубаха пошла полосами, тело покрылось царапинами и ссадинами.

От поселка рванул к лесочку…

А за ним – тяжелыми прыжками – мчался огромный, откормленный хозяйский пес. Нестор чувствовал, он вот-вот нагонит его. Он уже слышал за спиной тяжелое и злое собачье дыхание.

И тогда он резко остановился, обернулся. Лицо в крови, рубаха разодрана. Он был готов сразиться с псом. Хоть насмерть.

И пес застыл. Ворча, стал пятиться назад…


Потом он две недели проработал в греческой колонии Дерменджи. Крутил рукоятку веялки. Обороты были ему не по росту, приходилось слегка подпрыгивать. Из кожуха веялки летела полова, острые остюки забирались под одежду, застревали в волосах. Глаза заливал пот…

Через день хозяин перевел его на другую работу.

Крепкие рослые парни цепами молотили снопы. В ряд с ними поставили и Нестора. Работа требовала определенных навыков. Каждый должен взмахнуть держателем так, чтобы взлетающий вверх и чуть в сторону киец не задел соседа и четко лег на осыпающийся зерном сноп.

Это – музыка, ритм, танец. Не выйти вперед и не отстать!

Нестор пытался попасть в лад, в котором работали остальные. Он старался и оттого уставал. Начинал сбиваться. Да и роста ему не хватало. Чтобы дотянуться кийцом до снопа, каждый раз нужно было делать шаг вперед.

Краем заплывшего от пота глазом Нестор видел, как посмеивается пожилая гречанка, развязывающая перевясла с очередного снопа.

Та-та-та-та!..

Но постепенно этот ровный ритм стал нарушаться.

– Эй, Папа Ионакис! Убери пацана! – крикнул хозяину один из рослых работников. – Не ровен час, и его самого вымолочу, як сноп!