Но и то, и другое существует в рамках мусульманского мира, который А. Малашенко характеризует так: «Мусульманский мир определяется его религиозными (а не политическими или этническими) границами… В начале ХXI века мусульмане все более осознают себя единым массивом с общей (несмотря на разночтения) конфессиональной традицией, схожей историей, общими целями и общим противником. Понятие «уль-умма аль – исламийя» – «исламская нация» – укоренено в сознании мирового мусульманства и не ставится под сомнение ни одним политиком, какого бы направления он ни придерживался… Мусульмане отождествляют свою этническую принадлежность с конфессиональной». Мусульманский мир, по определению Малашенко, можно рассматривать «как единое конфессионально-культурное и идеологическое пространство»^>6.

Мусульманская солидарность, пожалуй, не имеет себе равных. Автор этих строк побывал однажды на свадьбе в Намангане (Узбекистан) и спросил у новобрачных, прав ли он, углядев, что узбек женится на таджичке. Оба моментально ответили, что это совершенно верно, но не имеет значения. «Главное, что мы оба мусульмане». Подумалось: вот если бы сочетались браком, например, итальянец и француженка, можно ли было бы от них услышать: «Главное, что мы христиане»?

Из такого рода солидарности и родилась идеология исламизма в ее современном виде как развитие и продолжение салафизма.

Как уже отмечалось выше, советская интервенция в Афганистане побудила многих молодых арабов отправиться на войну против «неверных». Для всех тех, кто испытывал жгучее недовольство, фрустрацию по поводу упадка роли исламского сообщества в мире и торжества «агрессивного империализма и его оруженосца – Израиля», появилась возможность проявить себя в деле. Правда, парадоксальным образом тем врагом, с которым надлежало бороться во имя ислама, оказался не Запад и не сионизм, а Советский Союз. Но из этого не предвиденного в теории положения был найден выход: он заключался в термине «сверхдержава».

Подобно «главной» сверхдержаве, Соединенным Штатам, СССР, как определили идеологи нарождавшегося исламизма, тоже был намерен поработить мусульманские страны. Как раз в это время лидер победившей в Иране «исламской революции» аятолла Хомейни выдвинул свой знаменитый лозунг «Смерть Америке, смерть Израилю, смерть Советскому Союзу!».

Трое арабских исламистов – Абдалла Аззам, Усама бен Ладен и Айман аз-Завахири – создали «Аль-Kаиду». Они занимались организацией переправки в Пакистан арабских добровольцев, их обучением и вооружением. Число арабов, прибывающих в Пакистан с тем, чтобы впоследствии воевать в Афганистане против советских войск, росло. Только в 1987–1989 годах в Пакистан прибыло около 5 тысяч арабских добровольцев (правда, 90 % их так и остались в Пакистане, не добравшись до афганских полей сражений). Бен Ладен и Аззам в Пешаваре создали «бюро услуг» для арабских моджахедов, связавшись для этого с пакистанской и саудовской разведками. Отправкой добровольцев всех национальностей в Афганистан занималась знаменитая пакистанская ISI (Inter-Service Intelligence), межведомственная разведка, разумеется, тесно связанная в то время с ЦРУ: Пакистан и США совместно организовывали обучение и вооружение отрядов моджахедов, воевавших против Советской армии в Афганистане. И с межведомственной пакистанской разведкой бен Ладен, безусловно, сотрудничал. Отсюда пошла легенда о том, что он был платным агентом ЦРУ. Никаких доказательств этого нет.

Споры шли и идут в среде исламистов по вопросу о том, чему следует отдавать приоритет – борьбе с внешним (дальним) врагом или внутренним (ближним). Сторонники концепции главного исламистского идеолога Сайида Кутба полагали, что главное – навести порядок у себя дома, покончить с коррумпированными предательскими верхушками, создать транснациональное исламское государство. Но бен Ладен и Завахири все больше склонялись к тому, чтобы перенести центр борьбы на международную арену. Скорее всего, они убедились в том, что совершать революции в мусульманских странах будет намного труднее, чем устраивать взрывы в государствах Запада.