— Сейчас пройдет, надо промыть глаза. Я не сильно брызнула.

— Мне так не показалось. Уверена, что я смогу видеть?

Я закатила глаза. Ей богу, как маленький.

— Сможешь. Пойдем, отведу тебя к умывальнику, только не шуми.

Взяла Егора под руку и повела в сторону небольшого коридора. Там, ближе к выходу, находилась комнатка, где стоял котел и рукомойник — ноу-хау, сделанное папиными руками.

У бабушки со слухом проблем не было, поэтому я то и дело шикала на Егора, который даже такой процесс, как мытье лица, превратил в один большой источник шума. Что с него взять… Наверное, он никогда не бывал в деревне и не встречался с таким приспособлением, как самодельный умывальник, потому что с непривычки ударял по «язычку» слишком резко, от чего тот отскакивал вверх со звоном.

— Тише ты, сейчас разбудишь!

После непродолжительных водных процедур я повела Егора обратно в свою комнату. Оставаться в прихожей было опасно — бабуля, как минимум один раз за ночь, устраивала вылазку до уличного туалета.

— Ну как? — спросила я, едва закрыла за собой дверь комнаты, и подошла к Егору, усевшемуся на кровати. — Все еще больно? — осторожно дотронулась пальцами до его лица.

— Это ерунда, по сравнению с тем, что я испытал сегодня днем, — он перехватил мою руку. — Я чуть с ума не сошел, когда ты перестала брать трубки.

— Сам виноват.

— Это еще почему?

— А зачем ты меня к этому придурку приревновал?

— Я… — Егор выглядел таким растерянным, каким я его еще не видела. — Прости, я увидел его возле тебя, так завелся, что сам не понял, как наговорил тебе всего. Я был не прав…

Я молчала, не желая нарушать его речь. Впервые за то время, что мы были вместе, я слышала от Громова такие слова. Будто говорил не он, а его душа.

— Я просто… блин, Златовласка, я так сильно тебя люблю, что готов любого, кто к тебе подойдет, в клочья разорвать.

Мое сердце предательски екнуло. Отлично, Янка, еще разревись тут, как идиотка.

Показывать Егору слабину не стала. Пусть не расслабляется.

— А чем это ты так шуршал?

— Что? — не понял Егор. — А-а, ты про это… Кстати, где он?

Он наклонился и поднял с пола… букет полевых ромашек. Мои любимые цветы, обалдеть!

— Боже, какие красивые! Где ты их нарвал?

— Секрет, Златовласка. Поцелуешь, расскажу.

— А если не поцелую?

— Спорим, не удержишься? — он хитро поиграл бровями, от чего я прыснула.

Каким же, порой, Громов был невыносимым и обаятельным придурком! Очень-очень невыносимым! И обаятельным!

Я наклонилась к Егору и запечатлела на его губах легкий поцелуй.

— М-м-м… Какая же ты сладкая. И пахнешь клубникой.

Он был прав, я не смогла удержаться от очередного поцелуя, менее целомудренного, чем первый. Все сошлось: и букет, и обаяние чемпиона…

— Землянику собирала в лесу, вот и пахну.

— Тогда я буду звать тебя Земляничкой.

— Лучше Златовлаской.

— Так и знал, что тебе нравится… — Егор засмеялся, а у самого в глазах столько желания и страсти, что у меня по спине мурашки пробежали.

Конечно, я простила его. Прямо как в песне. Опять и опять. И опять.

Не могла не простить — так сильно его любила.

— Яна, что ты делаешь? — запротестовал Егор, когда я начала задирать вверх краешек его белоснежной футболки. — Как же бабуля?

— Постарайся, чтобы кровать не издала ни единого скрипа, — прошептала я, прежде чем накрыть его губы своими…

— Тетенька, вы выходите?

Реальность возвращает меня к себе писклявым голосом какого-то школьника. Ой, я ему выход перегородила…

Да, Янка, да, ты сейчас едешь на работу в метро, а то, о чем думала секундой ранее — всего лишь воспоминания из прошлой жизни.