— Я спросил у Мая, что значил тот ритуал, — сообщил Гром бесстрастным тоном.

Внутри все перевернулось, а потом съежилось от мучительного и болезненного стыда.

— Госпожа Мирай, — его голос стал капельку теплей. — Не переживайте, нам это не грозит.

И развернулся, чтобы уйти и оставить за собой последнее слово.

— Да, верно. Вы совершенно правы! — пальцы сжались в кулаки, по ним скользнули тонкие голубые молнии и как змеи свернулись на запястьях. — Ведь мужчина должен завязать на дереве ленту своей любимой девушки. То должен был быть жест вечной любви, а не вечной ненависти.

Он замер, а потом медленно повернулся. Пока приближался, взгляд его блуждал по моему лицу, изучая. Я напряглась, готовая обороняться.

— У меня нет к вам ненависти, — проговорил негромко, но четко. — Ненавидеть и мстить женщине недостойно. Есть лишь досада.

И все равно оставил последнее слово за собой!

Какая досада? На кого? На меня или на себя? Кто поймет этого Грома?

Ненависти у него ко мне нет! А маска благородства-то не треснет?

Досадно наверняка потому, что ему пришлось сражаться с женщиной. И что не удалось спасти своих людей на этом проклятом озере.

Фантомная боль пронзила левый бок, и я поморщилась. Вместо шаровой молнии метнула ему новый, пропитанный ядом вопрос:

— Раз пришли извиняться, не хотите ли попросить прощения еще и за то, что два месяца назад на этом самом месте проткнули меня насквозь и бросили умирать?

Я поняла, почему его называют Громом. Он был похож на бурю. Нас разделяло шагов десять, но чувство было таким, что он стоит рядом и сжимает пальцы на моей шее.

Поднялся ветер, и показалось, что по щеке мазнули снежинки. Волна озноба прокатилась по всему телу.

— За это я прощения просить не стану, — процедил Гром. — Вы слишком много о себе возомнили, но всему есть предел, госпожа Мирай. Если снова попробуете мне дерзить, особенно при остальных, я накажу вас. Уверяю, вам это не понравится.

Я знала, что он не шутит. Вот и докажи теперь, что нет ненависти. Ты просто маскируешь ее, Гром.

Опуская голову, я чувствовала, какой деревянной стала шея. И не хотела, чтобы он видел выражение моего лица. Столько лет училась себя контролировать, держать в руках, но появился он, и все пошло прахом.

— Приношу извинения за свои необдуманные слова. Больше такого не повторится, — произнесла я сухо.

Посмотрев на меня, как на самое раздражающее в мире существо, Гром коротко кивнул и зашагал прочь. Он отдалялся, а ко мне возвращалось спокойствие, буря в душе утихала.

Долго наслаждаться одиночеством не выйдет, пора возвращаться в лагерь. Я бросила взгляд на безмятежное озеро — как же тихо! Солнечные зайчики скачут на воде, у дна качаются плети водорослей и скользят юркие серебряные рыбешки.

Я прикрыла глаза, и шквал воспоминаний закружил, перенес меня на два месяца назад, в самый разгар ледяной метели.

10. Глава 10. Берега памяти

Молния

Стояла зима, и враг уже сутки без всякой жалости пытался нас заморозить. Сама природа была на его стороне.

Становилось все холодней и холодней. Срывался ледяной дождь вперемешку с хлопьями снега. На земле эта каша быстро превращалась в лед.

Колючий ветер жалил лицо, пробирал до костей, выстуживал даже душу. Отогревались магией как могли, и все равно нас становилось все меньше и меньше. Уйти? Нет, этого я не могла позволить.

Обе стороны были потрепаны и обескровлены. У сетторцев дела шли не так хорошо, как им хотелось. Они воевали не только с нами, но и с другими соседями, и с дикими степными кланами, которые никому не подчинялись.