– Эта гадина стащила его прямо у вас из-под носа. Конечно, она гениальна! Кто же спорит? – вначале огрызнулась Джина, но встретив злой взгляд алхимика, пошла на попятную. – И вообще, я здесь не за этим. Пока Асмундо не пришёл, может быть, сходим и проветримся, а? – Её губы обворожительно улыбнулись, а голос приобрёл воркующую интонацию. – Из-за моего розыска и портретов, висящих на каждом углу этого гадкого города, я не могу себе позволить завести даже маленькую интрижку. Потому что сдадут меня на следующий день, как счастливую находку пропавшей жёнушки детектива. Вот и приходится…

– Да-да, обратить взор на такого негодяя, как я. Кажется, я это уже миллион раз слышал.

– Ну, раз слышал, то будь добр, помоги даме в трудной ситуации, а?

Джинджер двинулась в сторону Голди, призывно покачивая бёдрами. Взгляд её был прикован к губам учёного, искривлённым в сардонической ухмылке. Это и возбуждало её в алхимике больше всего. Такая пикантная ненавязчивость, приправленная толикой взаимной ненависти, обычно поливалась сверху тоннами полного пренебрежения чувствами друг друга.

Но когда до желанной цели остался один лишь шаг, за спиной Джины послышалось едкое:

– Я тут, понимаешь ли, шкурой рискую, а вы опять за своё? Совесть у вас есть? – Вошедший смачно собрал слюну во рту и сплюнул на пол, и без того мокрый. – Хотя и правда, откуда у вас совесть?

– Рад тебя видеть, Монди, – поздоровался алхимик, выглядывая из-за спины Джины. – Ты принёс ритуальный сосуд убиенной в абсолютной темноте?

– А вот и нет, – буркнул лиходей, одетый в тёмные, окровавленные понизу лохмотья. Его хмурое, изуродованное шрамами лицо пряталось за большим кожаным капюшоном. – Она сама окочурилась, тварь! А когда я приступил к ритуалу, её душа уже того… покинула тело. Вот так-то…

Хриплый неприятный голос лиходея дрогнул, и он замолчал, с досадой разведя руками.

Взгляд алхимика снова стал жестоким до неузнаваемости. Казалось, хроническая меланхолия в один миг сменилась застарелой ненавистью, обнажаемой лишь раз в жизни, перед смертью давнего врага.

Асмундо, почуяв угрозу, медленно опустил руки в карманы и схватил подчиняющие амулеты. По коридорам подземелья послышались хрустящие шаги множества фарфоровых ног.

– Так, ну-ка живо запрятали свой темперамент в задницу и начали решать проблему! – спешно вмешалась в перестрелку убийственными взглядами Джина. – Ты же, Асмундо, развлекался с жертвой, ведь так? Вместо того чтобы сразу её убить и приступить к ритуалу захвата души, ты играл с ней? Я права? Наверное, и кукол хотел пустить по следу, если бы она убежала?

– Нет, куклы сторожили выход из переулка. Я всё предусмотрел, там рядом место для сбора фанатиков, поэтому убийство не должно выглядеть чем-то странным.

– Так, подожди! – Джина вскинула руку вперёд, перебивая рассказ кукольника. – Вы же оба хотели, чтобы в участке подумали, будто это наша Гризельда стала убийцей? Так? Ты ведь нарисовал кровавое слово на стене? Точно нарисовал?

– Я не уверен, что верно написал его… – проворчал лиходей, смущённо потупив взгляд. – Там было так темно, а камень у ближайшей стены такой сухой… Он кровь впитывал как губка!

Негодование Асмундо казалось таким праведным и таким искренним. Джинджер на секунду даже растерялась от столь вопиющего самообмана. Она чудом не поверила заядлому убийце! Человеку, для которого чужие жизни стоят не дороже глиняного сосуда правильной формы, исписанного рунами – искусственно созданного инструмента для сохранения души, отстранённой от тела с помощью одного очень древнего ритуала.