– Сколько хочешь денег за него? – бросив злой взгляд на меня, спрашивал один из гостей короля.

– Пока он не продается. Это моя добыча и он еще сослужит службу, – сказал король Венгрии на латинском языке. – Ты же знаешь латынь? Понял, о чем мы говорим?

Я латынь знал, пусть поверхностно, скорее некую вульгарную разговорную версию этого языка, вместе с тем, я понимал, о чем идет речь. Но решил, что лучшим вариантом поведения было бы промолчать.

– Я занимался сбором всех сведений, что именно произошло тогда, в Венецианском квартале Константинополя, когда больше шестидесяти тысяч людей Венеции были убиты, а некоторые, так и вовсе проданы в рабство туркам-сельджукам. А еще людей увозили и на Русь, в твои земли, воевода. Так что знай, что я враг тебе, пока дышу, – выдал племенную речь один из венецианцев.

– У нас на Руси так говорят: «В чужом глазу и соринку найдешь, а в своем и бревна не увидишь». Это я о том, сколько лжи и крови принесли венецианцы. Сколько они предавали крестоносное воинство, руководствуясь только выгодой, сколько они грабили Византию и всех, кто с ними имел отношения, – сказал я.

– Ах ты! – выкрикнул венецианец и кинулся на меня с ножом.

Я чуть повернулся, перехватил руку купца, но явно, что не профессионального воина, и завел конечность несдержанного посла на болевой прием.

– Вывести его! – закричал король.

И мне хотелось подумать о том, что он имеет ввиду венецианца, но, нет, выводили меня.

Больше не тревожили, даже тот десятник, которому я вроде бы как сломал палец, не задирал меня. И это несколько настораживало. Меня, будто прокаженного, обходили стороной. Я понимал, что может нечто произойти, скорее всего, ночью, поэтому отправил «погулять» Ярла еще раз, описав в записке Стояну всю ситуацию. Нужно отсюда уходить. Венецианец не должен мне простить того унижения, что он испытал в шатре короля, да и десятник, что меня охранял, молчит. И я не верю, что этот боец так быстро, из-за пальчика сломанного, сдался.

Вечер подступал, солнце уже не палило, как это было днем. Казалось, что пришло время расслабиться и наслаждаться чуть прохладным ветерком, который то и дело волновал тряпичный вход в мой шатер. Вот только наступало время не для релаксации, а для предельного напряжения. Я чувствовал, что сегодня меня придут убивать.

Я написал Стояну, чтобы чуть немного за полночь он был готов меня освобождать и ждал сигнала. Да, я могу подать этот самый сигнал. Небольшая праща была у одного из моих охранников припрятана под рубахой, а флакончик с горючей жидкостью не вызвал у досмотрщиков никакого интереса. Оставалось только выбрать камень, облить его смесью и максимально высоко запустить снаряд, сигнализируя начало операции. И тогда, как я надеялся, начнет действовать Стоян.

– Тут? – услышал я итальянскую речь.

Вопрос был сразу же продублирован на венгерском.

– Вот, спит. Беспечный какой! – прошептал десятник со сломанным пальцем. – Но я ухожу, как и договаривались. Не выдайте меня, господин.

Я по голосам узнал действующих лиц. Кроме десятника-венгра, тут, у входа в шатер был тот самый венецианец, который днем, у короля на глазах, кинулся на меня с ножом. Мстительная тварь, нужно сказать. Пришел меня убивать даже поправ своими прямыми обязанностями быть эмиссаром от Венеции в стане венгерского короля.

Венецианец чуть слышно ступал, и направление движение ночного убийцы было определить не сложно.

– На! Получи! – закричал мститель, ударяя ножом…

В никуда, так как под одеялом на ложе из соломы, была соломенная же кукла, но никак не я.