– Подать сигнал Богояру на выдвижение! – спокойно приказал я, находясь на достроенной только два часа назад смотровой площадке чуть ли не в середине нашего укрепрайона.

Взяв отрез материи, смоченной в воде, я снял шлем и подшлемник, выжал живительную влагу на голову, после чего протер мокрой льняной тканью лицо и шею. Было очень жарко и этот фактор нужно учитывать. Мы даже приготовили кади с водой, чтобы хоть как-то, пусть временно, но воины могли охладиться. Сознания теряли и мои братья и враги, для всех жара была одинаково неласкова.

Я стал спускаться с вышки, пытаясь проанализировать действия противника. Уже почти что час, как идет сражение и я не переставал думать, что еще может предпринять противник. Нужно нивелировать все потуги неприятеля взять нас на приступ. Вот вроде бы все предусмотрел, распределил силы по направлениям и нигде пока оборона критически не трещит. Этого и не должно быть, если готовится в бою правильно, основательно. Главное оружие воина – лопата! Но нельзя недооценивать врага, поэтому и думал, вспоминая и анализируя бой с самого его начала.

Сражение началось чуть меньше часа назад, почти сразу после того, как мой отец вновь нарушил свою клятву и перебежал ко мне.

Враги оказались достаточно обидчивы, сперва поперли напролом. Надо же… всего-то многих ратников окатило экскрементами. Ну или, чего тут стесняться и не называть вещи своими именами? Говном! Порой и сладким, потому как добавляли немного меда в субстанцию, привлекая не только мух. Мы обнаружили большое количество ос и пчел. В этом времени вообще много и тех и других, и они, как будто, еще более злые, чем те, живущие в иной реальности будущего.

Был порыв в рядах противника, что-то кричали, грозили проклятиями. Отчего только так нервничали? И не понять почему, им не понравился «фекалийный подарок». Как же так? Мы же от чистого сердца и не всегда чистого иного места!

Были те мятежники, которые после такого унижения, рванули к холму и сразу же получили от нас отлуп. Около тысячи воинов мятежников подскакали к месту, гденачинались ловушки, стали спешиваться. Но, ведомые не разумом, а жаждой мести, поперли к склону возвышенности.

Их встречали, как беспорядочный, почти не прекращающийся, дождь из стрел, так и прицельные выстрелы лучших наших лучников, которые били по врагу с вышек. Ответом на поток стрел, стало то, что противник сам стал отстреливаться. Но делать это мятежникам было крайне сложно.

Карабкаясь по склону, враги, наверняка, неожиданно для себя, поняли, что ползут и скользят по тем же фекалиями, которыми ранее одаривали их на подходе. Измазываясь окончательно во все это, да еще и замешанное на глине, «дерьмовые» воины привлекали такое невообразимое количество мух, чуть меньше ос, что, уверен, мои бойцы еще усерднее стали выбивать вонючек, только бы они не взобрались на склон и не принесли вонь и рои насекомых.

И ладно, что насекомые мешали, а некоторые так и залазили под доспех и там уже кусали. Такое можно стерпеть, пусть и потеряв при этом концентрацию, так еще скользко было. Поэтому и не получалось слажено и прицельно отстреливаться, а навстречу все летели и летели болты со стрелами.

Так что, потеряв порядка ста убитыми, и забрав еще до двух сотен своих воинов раненными, мятежники откатились. Мы потеряли только пятерых лучников раненными.

– Я за трофеями не пойду! Они же все в говне! – сказал после того первого нелепого штурма, Геркул, чем рассмешил всех вокруг.

– Потом пленным поручим, – отсмеявшись сказал я.