Через минуту в ханской юрте, которую Елтук всегда предпочитал каменным и деревянным домам, оказался один воин-кипчак и прекрасная, черноволосая женщина. Если на воина ни хан Акум, ни хан Белук, пока больше молчавший, не обратили внимание, то женщину рассматривали с превеликим любопытством.
– Хан-брат Елтук! Я дам за эту женщину тебе двух коней и три добрые брони русской выделки, – сказал Акум, чуть ли не облизывавшийся на Рахиль.
– Нет, она не продается, брат-хан, – отвечал Елтук, при этом он больше смотрел за реакцией воина. – Так дешево…
Воин Алкан, после упоминания о Рахиль и что кто-то ее может забрать, начал тяжело дышать и было видно, что он готов кинуться на любого, кто посягнет на женщину, стоящую рядом. Такое поведение в купе с тем, что Алкан, по сути сбежал, оставив своего командира и бека, подразумевало казнь. Елтук для того и вызвал воина с женщиной, чтобы устроить представление, показать свою решимость и власть.
– Расскажи, десятник Алкан, кто напал на твой отряд и что произошло под Киевом и у Каменного брода! – потребовал Елтук.
Только сейчас хан Акум рассмотрел воина и вспомнил его. Это был один из тех десятников-кипчаков, которые обеспечивали не только безопасность хана Акума, но и создавали ему неплохое представительство во время посольства в Киеве.
Хитро получается. Елтук имеет своего человека в Киеве, даже сотню из половцев-кипчаков, которые помогают половецким ханам ориентироваться в русском городе. И тогда что? Хан Елтук следит и шпионит за всеми ханами, которые имеют отношения с русичами? Акум перевел свой взгляд на брата-хана, который вознамерился, видимо, стать старшим ханом, или как тогда величать? Великий хан? Не будет такого, половцам сложно объединиться. Так считал Акум, а вот Елтук имел несколько иное мнение и стремился как раз возглавить Совет половецких орд, который еще, правда, предстояло создать.
– И тогда я, выполняя приказ своего бека, Гурандухта, ушел, – закончил рассказывать Алкан.
Десятник в своем рассказе почти ничего не утаил, может только о своей маниакальной страсти к русской девице не сказал. Десятник понимал, что хан Елтук, его приближенные, многих спросят об обстоятельствах того боя у брода. Алкан не был уверен во всех двадцати воинах своего большого десятка, а тут еще и девица, которую так же допрашивали.
– Ты покинул своего бека, вопреки воле своего бека…
– Елтук осмотрел свой шатер, почти не заостряя внимания на присутствующих, а после приказал. – Убейте его, он не достоин оставаться в живых!
Два охранника, которые дежурили у выхода из юрты и бывшие ранее предупреждены о том, что им предстоит рубить голову десятнику Алкану, сделали свою работу профессионально. Пока один охранник с первого же удара почти снес десятнику голову, которая осталась болтаться лишь на куске кожи, второй прикрыл ханов шерстяным полотном, дабы кровь не забрызгала правителей орд.
А вот Рахиль обильно кровью ее мучителя обдало. Девушка почти и не поморщилась от такой грязи, в виде крови, быстро свёртывающейся на рубахе рабыни, ее лице, руках.
А в это время ханы Акум и Белук пристально смотрели на Елтука.
– Ты хочешь, брат-хан, чтобы я вернулся в свою орду и более не приезжал на наше общее стойбище в Шарукань? Что ты хочешь показать этой казнью? – спрашивал Белук. – Зачем все это нужно было показывать? И почему ты казнил провинившегося десятника не по обычаю? Знай, что я собираюсь принять участие в том, чего ты хочешь, я испытываю ненависть к русичам не меньшую, я даже на время подчиню тебе часть моих воинов, но я никогда не подчинюсь тебе, брат.